Я продолжала читать ленту Фейсбука уже из принципа. Сидящие в зале ожидания люди безучастно наблюдали эту сцену, с бумажными номерками в руках и приветливыми улыбками на лицах. Как в них сочетается взрывная импульсивность и генетическое спокойствие, одному Господу известно, ибо Он их вылепил такими, и только Он один знает, что у них в головах, у этих аргентинцев.
Как кошка Нача стала жертвой политического раскола
Нача получила свое имя в честь известной дивы Начи Гевары. Легендарная актриса, певица, эпатажный персонаж аргентинской жизни, стройная рыжеволосая Нача в свои 72 года еще фотографировалась в купальнике, продолжая оставаться секс-символом. Похожая на Гурченко осиной талией и нелегким звездным характером, она появлялась на публике в кокетливых беретах и безупречных по стилю нарядах в сопровождении молодых кавалеров, жила между Испанией и Аргентиной и была любимицей как публики, так и таблоидных журналистов.
Моя трехцветная кошка также имела все задатки дивы. Носила она мою фамилию: Гурина. Так ее и прозвали: Нача Гурина, делая по-испански ударение на втором слоге, что сразу вызывало ассоциацию у всех с любимицей аргентинцев – Геварой.
Начу любили все без исключения, даже те, кто страдал аллергией на кошек или был заядлым собачником. Ибо не любить Начу было просто невозможно. Она была верной секретаршей, не покидавшей свой пост во время моей работы, а когда у меня останавливались друзья, которые так же, как и я, работали дома, Нача по совместительству секретарствовала и у них. Располагалась она всегда рядом, внимательно следя за бегающими по клавишам пальцами и периодически сверяя: то ли выходит на экране? Иногда ее клонило в сон, но она с ним боролась: зевала, поднимая голову, но бдительности профессиональной не теряла. И только во время моего перерыва на обед или кофе она удалялась, чтобы размяться, залезть на крышу и прошвырнуться по карнизам.
Существо это было настолько милым, что мне никогда не приходилось волноваться, куда ее пристроить, если мне приходилось уезжать из Буэнос-Айреса. Не в пример другим кошкам, для которых переезд представляет собой самое большое зло и стресс, Нача привыкла путешествовать в машине, жить на океане в летнее время или гостить у моей подруги Алехандры, когда я не могла взять кошку с собой.
Алехандра, ее дочки и сын, а также жившая у них сиамская кошка души не чаяли в Наче. В первые дни кошки было повздорили на тему внимания двуногих обитателей квартиры, но Нача объяснила сопернице (не без шипения и выгибания спины), кто тут главный – а разве может дива ею не быть? – а потом приняла си-амку в подружки, позволяла ей следовать за собой, как тень, и даже спать рядом со своей дивной особой. И все были довольны, в доме воцарилась идиллия, а я была спокойна во времена моих разъездов по миру. По моему возвращению звучали упреки Алехандры: их нельзя разлучать! – дочки пускали слезу, сиамская подружка Начи тоже огорчалась и начинала скучать, когда я забирала свою кошку домой, но потом, до моих следующих поездок, все успокаивались.
Между тем времена стояли тревожные, и уезжать из Аргентины мне хотелось все чаще. Инфляция набирала обороты, устремляясь в заоблачно-запредельную высь, и была основной темой предвыборной кампании всех партий, представитель каждой из которых обещал покончить с этим злом, не объясняя доступно и внятно как. Действующее правительство, приведшее страну в весьма плачевное состояние, продолжало заигрывать с бедными массами, залезая все больше и больше в карман к среднему классу и увеличивая налоги производителям. Так, удержание от экспорта соевых продуктов в пользу государства составляло 35 процентов, которые шли на раздачу социальных планов, поддержку многодетных семей, а с ними и тех, кто просто не хотел работать. А таких было много, очень много. Оппозиция взывала к разуму аргентинцев и обещала работу всем, снижение налогов и возврат в мировое сообщество, от которого отрезало Аргентину правительство супружеской пары К. политикой протекционизма и запрета на импорт. Оппозицию представляла партия «Республиканское предложение» (