Читаем Что такое Аргентина, или Логика абсурда полностью

Хосе крутил по каким-то проселочным дорогам, пытаясь выбраться, но каждый раз забирался все глубже и глубже от трассы туда, что аргентинцы называют вижей, бразильцы – фавелой, а русские – трущобами. Думаю, на подъезде к калифорнийскому Сан-Диего такого не встретишь: там самые бедные районы, заселенные мексиканцами, выращивающими салат на бесконечных геометрически правильных грядах, выглядят как Арбат по сравнению с никогда не просыхающей глиной поселка, куда нас занесло. Мы проезжали лачуги, построенные из остатков дверей и битых кирпичей, с кровлей из еще более разнообразных предметов утиля: от досок, до расколотого шифера или просто натянутого брезента. Маленькие дети, сидевшие прямо в лужах и игравшие не то с лягушками, не то с камушками, смотрели на нашу машину, как дикари из американских вестернов на белых завоевателей. Джип выбрасывал глину из-под колес, и я подумала, что, будь мы на другом автомобиле, маленьком «пежо» например, который так любят столичные жители, мы бы застряли в этом Богом и правительством забытом селении. Не верилось, что в полутора часах езды был Буэнос-Айрес с его театром Колон, соперничающим с лучшими сценами мира, элегантными ресторанами Реколеты и Палермо, щеголеватыми мужчинами и модно одетыми женщинами.

Мы долго не могли выбраться из казавшегося громадным поселка, где были киоски (потом мне сказали, что там, вместе с хлебом, молоком и сигаретами, можно купить все, от наркотиков до оружия), кафе (если этим словом можно назвать ржавые бочки, приспособленные под гриль, на котором жарилось мясо, а также стулья и столы, врастающие в мягкую почву пластмассовыми ногами). Вопиющая бедность? Да… но некоторые эклектично сложенные из картона и битого кирпича дома были увенчаны тарелками спутникового телевидения, которое в Аргентине настолько дорогое, что я никогда не могла себе позволить такое.

– Третий мир… страна контрастов, – прокомментировала я, взглянув на Хосе, вцепившегося в руль и нервно ищущего выезд из этого депрессивного лабиринта нищеты.

Проколесив еще минут двадцать, мы увидели сияние в обозримом далеке, и Хосе перевел дух. Этот свет в конце нашего туннеля в позапозапрошлый век и был Сан-Диего. Панорама начала резко меняться: мы въехали на безупречную асфальтированную дорогу, обрамленную высокими пальмами, с хорошей разметкой и знаками, указывающими, в какую сторону ехать. От абсурдной разрухи мы вернулись к логике: рядом с Сан-Диего были такие же комфортные поселки под названиями Санта-Барбара, Сан-Диего 2, Новая Санта-Барбара и так далее. Огромный торговый центр с ярко светящимися названиями известных фирм, ресторанчики на террасах супермаркетов, теннисные корты в свете прожекторов и обилие пальм, украшенных разноцветными фонариками, как на дискотеке, – все атрибуты достатка и благополучия какой-нибудь Санта-Моники или Николиной Горы. Хосе расслабился и был готов продолжать разговор. Но мне уже не хотелось ни о чем спорить. Мы проезжали шикарные автосалоны, а я все еще видела глаза чумазого ребенка, игравшего с лягушкой в глинистой жиже неподалеку от своего убого дома и глядящего на машину Хосе, как на НЛО.

При въезде в Сан-Диего охранники долго осматривали наш замызганный до крыши джип, попросили открыть багажник и даже посветили фонариками снизу, чтобы убедиться, не привязаны ли к его дну пулеметы, наверное. Затем нам выдали распечатанную карту-схему проезда, и мы отправились к дому знакомых Хосе с дозволенной скоростью – пятнадцать километров в час, которую Хосе, всегда превышающий скорость как минимум на двадцать километров, как и все остальные водители на шоссе, здесь соблюдал педантично. Было очевидно, что в Сан-Диего правила действуют на аргентинский менталитет так же ощутимо, как их дозволительное отсутствие в Буэнос-Айресе.

Когда мы появились на пороге современного дома с элегантным дизайном, праздник был в разгаре. Официанты обносили гостей подносами с закусками, а хозяин угощал экзотическими коктейлями из напитков самой высшей категории своего домашнего бара. Его звали Сантьяго, и он отмечал день рождения своей жены – миниатюрной блондинки, матери четырех детей, дорого и со вкусом одетой, показывающей свое идеальное тело ровно настолько, насколько можно было оценить дисциплину регулярных посещений спортзала и приверженность к здоровому питанию его обладательницы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Заграница без вранья

Китай без вранья
Китай без вранья

Китай сегодня у всех на слуху. О нем говорят и спорят, его критикуют и обвиняют, им восхищаются и подражают ему.Все, кто вступает в отношения с китайцами, сталкиваются с «китайскими премудростями». Как только вы попадаете в Китай, автоматически включается веками отработанный механизм, нацеленный на то, чтобы завоевать ваше доверие, сделать вас не просто своим другом, но и сторонником. Вы приезжаете в Китай со своими целями, а уезжаете переориентированным на китайское мнение. Жизнь в Китае наполнена таким количеством мелких нюансов и неожиданностей, что невозможно не только к ним подготовиться, но даже их предугадать. Китайцы накапливали опыт столетиями – столетиями выживания, расширения жизненного пространства и выдавливания «варваров».Ранее книга выходила под названием «Китай и китайцы. О чем молчат путеводители».

Алексей Александрович Маслов

Документальная литература
Голландия без вранья
Голландия без вранья

Увидеть Голландию глазами умного человека — дорогого стоит. Сергей Штерн, писатель и переводчик, много лет живущий в Швеции, в каждой строчке этой книги ироничен и искренне влюблен в страну, по которой путешествует. Крошечная нация, поставленная Богом в исключительно неблагоприятные условия выживания, в течение многих веков не только является одной из самых процветающих стран мира, но и служит образцом терпимости, трудолюбия и отсутствия национальной спеси, которой так грешат (без всяких на то оснований) некоторые другие страны. К тому же голландцы — вполне странные люди: они живут ниже уровня моря, курят марихуану, не вешают занавесок на окнах и радостно празднуют день рождения королевы. А еще, они тот редкий народ, который все еще любит русских и нашего энергичного царя Петра…

Сергей Викторович Штерн

Приключения / Культурология / Путешествия и география

Похожие книги

Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век
Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век

Уильям Буллит был послом Соединенных Штатов в Советском Союзе и Франции. А еще подлинным космополитом, автором двух романов, знатоком американской политики, российской истории и французского высшего света. Друг Фрейда, Буллит написал вместе с ним сенсационную биографию президента Вильсона. Как дипломат Буллит вел переговоры с Лениным и Сталиным, Черчиллем и Герингом. Его план расчленения России принял Ленин, но не одобрил Вильсон. Его план строительства американского посольства на Воробьевых горах сначала поддержал, а потом закрыл Сталин. Все же Буллит сумел освоить Спасо-Хаус и устроить там прием, описанный Булгаковым как бал у Сатаны; Воланд в «Мастере и Маргарите» написан как благодарный портрет Буллита. Первый американский посол в советской Москве крутил романы с балеринами Большого театра и учил конному поло красных кавалеристов, а веселая русская жизнь разрушила его помолвку с личной секретаршей Рузвельта. Он окончил войну майором французской армии, а его ученики возглавили американскую дипломатию в годы холодной войны. Книга основана на архивных документах из личного фонда Буллита в Йейльском университете, многие из которых впервые используются в литературе.

Александр Маркович Эткинд , Александр Эткинд

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Документальное
Советский кишлак
Советский кишлак

Исследование профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Сергея Абашина посвящено истории преобразований в Средней Азии с конца XIX века и до распада Советского Союза. Вся эта история дана через описание одного селения, пережившего и завоевание, и репрессии, и бурное экономическое развитие, и культурную модернизацию. В книге приведено множество документов и устных историй, рассказывающих о завоевании региона, становлении колониального и советского управления, борьбе с басмачеством, коллективизации и хлопковой экономике, медицине и исламе, общине-махалле и брачных стратегиях. Анализируя собранные в поле и архивах свидетельства, автор обращается к теориям постколониализма, культурной гибридности, советской субъективности и с их помощью объясняет противоречивый характер общественных отношений в Российской империи и СССР.

Сергей Николаевич Абашин

Документальная литература