Что такое Аргентина, или Логика абсурда

Казалось, автомобиль Хосе перенес нас из одного мира в другой через ступени развития человеческой цивилизации, как машина времени, и здесь образы первого мира мне казались почти сюрреальными. В голове стучали вопросы: они же знают?.. о своих почти что соседях?.. как они живут рядом с этим?.. и что объясняют своим детям, уткнувшимся в айфоны, когда те видят других детей, что видели мы?.. Но Хосе объяснил, что дети из Сан-Диего никогда не встречаются с живущими по другую сторону ровесниками. Там есть, сказал он, очень высокий забор, разделяющий два мира, как Берлинская стена. Вот оно что… Миниатюрный гротеск моего советского детства, где было два мира, разделенные политиками, режимами, войнами, а здесь… Мне продолжало казаться диким, что тут все это происходит в одной и той же стране, где люди говорят на одном языке… но меня уже подхватила под руку именинница и стала представлять своим подругам, как заморского гостя, а те вежливо улыбались и некоторые даже рассказывали, что либо были в Санкт-Петербурге, либо собираются поехать туда через несколько месяцев; мысленно они оценивали мое платье и часы.

Фиеста набирала обороты, и после смены разнообразных блюд было освобождено место для дискотеки. К танцам в Аргентине относятся с пониманием всей серьезности этого дела, невзирая ни на возраст, ни на социальное положение и статус. И вот скинуты пиджаки, распущены собранные в хвост или пучок волосы, и сорокалетние гости сбрасывают поглощенные калории под нечто, являющееся потомком светомузыки семидесятых: в доме у Сантьяго есть все приспособления престижных американских ночных клубов, включая разноцветные вспышки, что выхватывают танцующих в определенной позе и запечатлевают, как моментальную фотографию. Всем весело, льются рекой и напитки и шутки, а когда заканчивается какой-либо ингредиент для коктейля, разогретые алкоголем гости начинают громко кричать с наигранным возмущением: «Где Сантьяго? Куда подевался Сантьяго? Верните нам Сантьяго!» – пародируя политические лозунги дня. Я смотрю на расслабляющихся и симпатичных в своем благополучии людей и снова думаю о том, что в этой стране можно жить так близко от убогости и нужды и быть так же далеко от всего этого, как Калифорния от Аргентины.

Обратно мы добрались благополучно, без приключений. У нас опять проверили машину на выезде и любезно объяснили самый прямой, быстрый и безопасный путь до шоссе. Впрочем, он был очевиден, ибо пальмы вдоль дороги игриво подмигивали фонариками, а автосалоны, тянувшиеся по обе стороны, пафосно сияли витринами с дорогими машинами.

Я уговорила Хосе, не танцующего танго, заглянуть со мной на милонгу, поскольку она была в нескольких кварталах от моего дома и мы как раз ее проезжали.

– Ты думаешь, еще открыта? – засомневался Хосе, взглянув на часы. – В половине четвертого утра?

– Все только еще начинается, – убедила я его, и мы припарковались у Ла Вируты, известного клуба, куда стекается весь танцующий Буэнос-Айрес именно к этому часу. Вход с 3:30 утра в Ла Вируту бесплатный, а милонгеро живут на строгом бюджете, обусловленным для большинства отсутствием работы или ее номинальным наличием с таким же номинальным заработком.

Мы спустились по лестнице в большой салон, заполненный парами всех возрастов и уровней владения танцем. «Танцем?» – воскликнул бы оскорбленный милонгеро: для многих танго намного больше, чем танец, – это философия жизни. На милонге нет различия на правых и левых, богатых и бедных, молодых и старых, тех, кто болеет за «Боку», и тех, кто за «Ривер». Эта фиеста еще стягивает аргентинский раскол, как скрепка листы бумаги. На милонге не спорят ни о политике, ни о футболе. Здесь всем правит танго, и надо быть веселым и улыбчивым, оставляя все проблемы за дверью, чтобы тебя приняли на эту фиесту, которая для многих – длиною в жизнь.

В центре зала танцевала пожилая пара, гармонично передвигаясь против часовой стрелки посреди молодежи. Красноватая подсветка выхватывала из толпы удивительное лицо женщины, некогда дерзко красивое, а сейчас благородное, каждой морщиной излучающее неповторимый опыт, трагедию и мудрость долгой жизни. Она танцевала, тесно прижавшись всем телом к своему партнеру, но не теряя при этом гордую осанку. Я смотрела на равномерно двигающиеся головы танцующих, на разносящих кофе с булочками официантов; время завтрака, на улице уже светает.

Подумалось, что элегантная старушка-милонгера со следами былой красоты на увядшем лице и есть та метафора Аргентины, которую я искала. Аргентины, что провела свой век в эйфории и гедонизме, в празднике, который по логике вещей должен когда-то закончиться, но логика по эту сторону экватора отражается конгруэнтно той, что правит в других мирах, и ее уже не узнать, как трудно узнать в старой женщине девочку с распахнутыми глазами – мама сказала ей, что все будет хорошо, и она в это верит. И хотя скептичные аргентинцы не верят, что на их веку наступит это обещанное «хорошо», фиесту никто не отменяет.