В Ньянавире Тхере меня привлекало то, что он совершенно не стремился писать
Я также оказался на этой ничейной земле, которая располагается между научными исследованиями буддизма и общепринятыми положениями буддистов. Никакой подход не может удовлетворить моим потребностям. Чтобы суметь ответить на главные вопросы человеческого существования, Дхамма требует от своих последователей личной преданности, нравственной целостности, медитации и самоанализа, тогда как ученый-буддолог, по замечанию Ньянавиры, может чувствовать себя в безопасности только до тех пор, пока тексты, которые он изучает, «однажды не встанут на дыбы и не посмотрят ему между глаз…. (В самую последнюю очередь придет в голову ученого мысль о проповеди буддизма –
Вернувшись в Англию, я мог поступить в университет, получить степень по религиоведению и строить академическую карьеру. Действительно, многие из моих товарищей, которые также обучались у тибетских лам или учителей дзэн в Азии, выбрали эту стезю после снятия сана и возвращения на Запад. Но, по моим ощущениям, академический подход охлаждал мой интерес к буддизму. Чем больше я ценил кропотливую работу ученых по изучению и анализу буддийских текстов, тем меньше я мог заставить себя занять беспристрастную позицию, которая требуется для того, чтобы достичь научной «объективности». Мне казалось, что поступить так было равносильно предательству. Ньянавира говорил, что в его писаниях не было ничего, «что могло бы заинтересовать профессионального ученого, перед которым не встает вопрос личного существования; поскольку ученый обязан избегать или игнорировать частную точку зрения, чтобы установить объективную истину – обезличенный синтез доступных всем фактов».
Ньянавиру также привлекали идеи экзистенциализма и феноменологии, представленные в работах Кьеркегора, Гуссерля, Сартра и, в особенности, в