Читаем Что такое историческая социология? полностью

Наиболее важный вклад, который внесли ученые, занимающиеся изучением революций начиная с 1970-х годов, заключается в том, что они сместили акцент с вопроса о том, что делает революционные движения сильными, на вопрос, что делает слабыми режимы. Как я отмечал выше, Скочпол утверждает, что революции происходят, когда государства ослабевают вследствие поражений в войнах с иностранными государствами и экономического спада, который вызывает бюджетный кризис внутри государства и сталкивает элиты друг с другом в борьбе за сохранение их доли в сжимающихся государственных доходах и экономике в целом. Впрочем, когда Скочпол прилагает модель, разработанную ею для объяснения трех великих социальных революций, к иранской революции, она обнаруживает существенные различия: «в революционном процессе между 1977 и началом 1979 года армия и полиция шаха <…> оказались неэффективными в ситуации, когда не было никакого военного поражения от иностранного государства и давления из-за рубежа, направленного на подрыв режима шаха или провоцирование противоречий и конфликтов между режимом и господствующими классами» (Skocpol, 1982, р. 267). Как бы то ни было, Скочпол сумела найти отчетливую начальную точку в 1975–1977 годах, когда режим шаха был ослаблен спадом нефтяных цен. Нефть была господствующей отраслью иранской экономики и обеспечивала почти весь объем государственных доходов. Последовавший бюджетный кризис породил массовое недовольство. Вторая фаза началась в 1977 году, когда городские массы вышли на улицы, чтобы выступить против режима шаха. Сроки первой фазы можно установить, изучив экономическую статистику, а второй — посмотрев материалы о массовых демонстрациях. Третья фаза датируется тем моментом, когда шах бежал из страны и оставшиеся элементы старого режима не сумели учредить новое правительство, позволив новому режиму захватить и консолидировать власть.

Вывод Скочпол о том, что в Иране модернистское государство вполне могло быть ослаблено экономическими, а не военными силами, и это сделало возможной революцию, вступает в противоречие с ее же собственным заключением в «Государствах и социальных революциях»: «кажется почти невероятным, что модернистские государства могли дезинтегрироваться в качестве административно-принудительных организаций, не разрушив в то же самое время общество; современная социальная революция, вероятно, должна была бы постепенно, а не путем катастроф, проискать из целого ряда “нереформаторских реформ”» (Skocpol, 1979, р. 293). И хотя Скочпол не удалось предугадать ни иранскую, ни никарагуанскую революции 1979 года, ни революции в России и Восточной Европе десятилетие спустя, ее концептуальный прорыв, в равной мере сосредоточивший внимание как на революционерах, так и на государстве, и отделивший причины от следствий, позволил другим ученым проанализировать эти революции последнего времени. Кто-то, подобно Гудвину (Goodwin, 2001), опирается на ее государство-центричный концептуальный каркас. Кто-то же выявляет иные или дополнительные причинные факторы.

Голдстоун (Goldstone, 1991) утверждает, что «развал государства» случается тогда, когда стремительно растущее население создает повышенную конкуренцию (особенно среди элит) за высокопрестижные рабочие места, провоцируя инфляцию и фискальный кризис государства. Быстрый рост иранского населения в 1960-1970-х годах подтверждает теорию Голдстоуна, которая не является несовместимой с аргументацией Скочпол, но будучи менее точной в плане способности выявлять те непродолжительные моменты времени, когда недовольство, вызванное демографическими, военными или экономическими причинами, порождает развал государства и революционное действие.

Чарльз Тилли (Tilly, 1993) стремится объяснить «революционные ситуации», определяемые им как появление серьезного претендента на государственную власть, который пользуется поддержкой одного из сегментов общества, в то время как действующий носитель власти не способен подавить соперника. «Революционный исход» наступает тогда, когда претендент забирает власть у старого правителя. Тилли стремится объяснить, когда и почему претенденты оказываются способны выступать против оппонентов и создавать революционные ситуации. Он утверждает, что претенденты возникают и завоевывают поддержку, когда действующий режим предъявляет своим подданным новые требования (чаще всего требования более высоких налогов), но при этом у правителя недостаточно сил для того, чтобы обеспечить их выполнение. Так Тилли выявляет закономерности в причинах революций на протяжении пяти столетий европейской истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология