Что такое историческая социология?

Несмотря на то что в исследовании Францози рассматривается всего одна страна, он предлагает методологический и теоретический базис для межстрановых сравнений. Например, в США забастовочные волны случались в очень разных структурных контекстах, и их последствия имели заметные отличия: волна сидячих забастовок в 1936–1937 годах принесла американским рабочим значительные победы, как с точки зрения улучшения условий труда, так и в политической сфере, причем на уровне всей страны, тогда как забастовочная волна 1946 году позволила добиться улучшений внутри фирм, но на общенациональном уровне она обернулась серьезным политическим поражением. Модель Францози можно было бы использовать для объяснения различий между Италией и США совсем другой эпохи. Это обеспечило бы более динамичное понимание политической жизни США, чем позволяет сделать подход Пивен и Кловарда. В протестных волнах они видят почти автоматическую реакцию на бедность, оказывающую примерно одно и то же влияние на практически неизменную политическую структуру США и приведшую в 1930-х и 1960-х годах к схожим результатам. Маркофф, напротив же, восприимчив по отношению к изменениям, происходившим в капитализме и мировой геополитике в XIX–XX веках. В результате, ему удается установить те причинные комплексы, которые, при всех своих различиях, порождали в разные эпохи в отдельных регионах мира волны требований предоставления права голоса.

В том, что касается выявления различий в социальных движениях в разные времена и в разных местах, Францози и Маркофф оказываются гораздо точнее Пивен и Кловарда. Не все забастовки или протесты одинаковы. Волны могут иметь схожие структурные характеристики, и в то же время их причины и следствия будут сильно разниться. Из этого следует, что для возникновения протестов, не говоря уже о волнах протестов, недостаточно жалоб на горестное положение. Требования тоже не переходят напрямую в уступки. Нельзя понять, чего могут достичь социальные движения или революции, если смотреть только на требования протестующих или даже на степень их сплоченности и накала борьбы. Например, Макадам (McAdam, 1990) предлагает увлекательное описание и объяснение готовности рисковать своими жизнями у сторонников гражданских прав во время «лета свободы» 1964 года в Миссисипи. Когда дело доходит до обсуждения последствий «лета свободы», Макадам размышляет над тем, каким источником вдохновения впоследствии стало оно для демонстрантов и деятелей контркультуры, но он не пытается найти связь между этим социальным движением и законотворческой или политической деятельностью за пределами этого движения. Даже если бы он и захотел сделать это, те свидетельства и аргументы, которые он излагает в своей книге, не сильно помогли бы ему с решением этой более широкой задачи. В результате, хотя Макадам знакомит нас с состоянием умов, действиями и организационными сетями протестующих, это не помогает нам понять, почему какие-то требования этого движения были выполнены, а какие-то нет.

Подход к изучению активистов социального движения, избранный Роджером Гулдом (Gould, 1995), весьма отличается от подхода Макадама. Гулд пытается разрешить одну загадку: «большинство участников восстаний [и в 1848 году, и в 1871 году] были рабочими» (р. 4), но «начались эти две парижские революции по-разному, закончились по-разному и понимались их протагонистами как совершенно разные виды борьбы — или, выражая ту же мысль иначе, они были борьбой между протагонистами, по-разному понимавшими самих себя» (р. 7). Другими словами, Гулда интересует не просто объяснение степени их приверженности революции; он также хочет объяснить и то, как со временем трансформировались цели, альянсы (и их сети) и завоевания протестующих.

Гулд вскрывает сложные и запутанные отношения между сетованиями на горестное положение, самоидентичностью и действием, «некий многомерный мир, где перекрещиваются намеченные цели и отступления от этих целей». В отличие от Макадама, он обнаруживает, что для того, чтобы понять, как парижские радикалы видели себя и своих противников и формулировали свои требования, необходимо выйти за рамки рассмотрения жалоб, солидарности и степени готовности протестующих продолжать борьбу и изучить также структурные изменения в государстве и экономике и в пространственной организации Парижа. Подобно Францози, анализирующему волны забастовок, Гулд приходит к выводу, что «крупные восстания» 1848 и 1871 годов имели иную динамику по сравнению с годами нереволюционной «коллективной борьбы, связанной с заработной платой, рабочим временем и регулированием режима работы в цехах» (Gould, 1995, р. 199).