Что такое историческая социология?

Господствующий в социологии подход к неравенству сосредоточен на индивидах и пытается выявить некие персональные характеристики (социальное происхождение, раса, баллы в тестах IQ, уровень образования), которыми могут объясняться различия в доходах или «социально-экономическом статусе». Некоторые исторические социологи и историки берут на вооружение ту же методологию, проводя исследования механизма «достижения статуса» в обществах прошлого (наиболее проработанными примерами служат: Thernstrom, 1964; Wrightson and Levine, 1979; Levine and Wrightson, 1991). И все же при этом подходе — независимо от того, обращен ли он к современности или прошлому, — не ставится вопрос о возникновении множества иерархических позиций, в которых индивиду отведено определенное место. Кроме того, — и это критический недочет — фиксация на индивидах не позволяет объяснить или даже просто отследить изменения, связанные с общей структурой стратификации. У кого-то из людей дела в конце концов пойдут лучше, чем у большинства, у кого-то наоборот. Методы и данные, относящиеся к достижению статуса, уместны и полезны в том случае, если мы хотим понять, почему конкретный индивид в конечном итоге занимает какую-то конкретную ступень социальной лестницы. Если же, однако, мы хотим понять, почему в определенные моменты истории эти ступеньки социальной лестницы отстоят друг от друга дальше или почему в каком-то обществе увеличивается или уменьшается доля населения на какой-либо конкретной ступеньке, или установить эти моменты и причины изменения, то фиксация на индивидуальных характеристиках по большей части ничего не дает. Чтобы вскрыть динамику исторического изменения, нам нужно вместо этого заняться межстрановыми и межвременными сравнениями или разбором отдельных случаев с привлечением теоретических средств.

Еще один критический взгляд на социологию «достижения статуса» предлагается в книге Чарльза Тилли «Продолжительное неравенство» (Tilly, 1998). Он отмечает, что «крупное, значительное неравенство в преимуществах между людьми соответствует главным образом таким категориальным различиям, как "черный/белый”, “мужчина/женщина”, "гражданин страны/иностранец” или “мусульманин/иудей”, а не индивидуальным различиям личностных свойств, склонностей или совершенств» (р. 7). Тилли хвалит «индивидуалистический анализ» за конкретизацию «конечного результата», то есть степени неравенства, но при этом отмечает, что исследователи, работающие в рамках этого подхода «все же полагаются на неясные, неправдоподобные или недостаточные причинные механизмы, основание которых лежит в индивидуальном опыте или действии» (р. 21). Вместо этого он ратует за отыскание сходств в тех процессах, которыми создается и поддерживается основывающееся на различных признаках (раса, гендер, класс, этническая принадлежность, родство) неравенство. Тилли выявляет, соответственно, четыре механизма: «эксплуатация, осуществляемая элитой, аккумулирование возможностей (opportunity hoarding) неэлитой, копирование (emulation) и адаптация» (р. 26). Он утверждает: «Люди, создающие или поддерживающие категориальное неравенство средствами этих четырех базовых механизмов, редко стремятся создать неравенство как таковое. Вместо этого, устанавливая категориально неравный доступ к неким ценным результатам, они решают другие организационные проблемы» (р. 11).

Модель Тилли показывает, как эти четыре механизма усиливают, модифицируют или временами подрывают друг друга, и именно в этом и состоит ее историчность. Соответственно, степень и продолжительность неравенства определяется не мерой предубеждения какой-либо одной группы, но мерой взаимодействия этих четырех механизмов, усугубляющего их эффект. В качестве одного из главных примеров Тилли использует Южную Африку. Он показывает, как апартеид стал результатом сочетания существующей системы эксплуатации, сконценрированной прежде всего в горнодобывающей промышленности, с аккумулированием возможностей белой неэлитой, а затем был скопирован в других секторах экономики и государственных структурах. Тилли выдвигает антикультуралистский аргумент: контингентные события создали крайнее неравенство, которое затем привело к тому, что белые южноафриканцы усвоили расистские убеждения и модели поведения. Не культура расизма была причиной апартеида. Вместо этого расизм укреплялся и поддерживался структурой неравенства, обеспечившей политическую поддержку институционализации официального апартеида.