Что такое мышление?

Теоретически какая-то сторона этого нашего внутреннего конфликта должна в обозначившемся противостоянии победить. Раньше в подобных конфликтах всегда и закономерно побеждал «уровень значений», а «уровень знаков» лишь формировал «красивое объяснение», призванное дезавуировать проигрыш нашего личностного «я», чтобы он просто таковым не казался.

Но сдаться в подобной ситуации, когда сформировалась сверхценность, содержание «когнитивной карты» полностью стянуто к проблемной ситуации, то есть всё, по существу, поставлено на карту, личностное «я» не может. Это будет равносильно виртуальному самоубийству.

177. Единственный выход – изменить правила игры. Наше личностное «я» должно впервые взять на себя ответственность за все, что с нами происходит, задушить требования «уровня значений» и, встав на сторону «здравого смысла» (по существу, знаков и дискурсов), согласиться с реальностью – с вопиющей о себе «реальностью Другого».

С одной стороны, я терплю поражение – я соглашаюсь с тем, что, возможно, не так хорош, чтобы вызвать ответное желание со стороны «Другого» (именно такое, какое бы я хотел видеть). Конечно, это удар, которого мое личностное «я» еще никогда не испытывало. С другой стороны, я выигрываю в большем: я спасаю свое личностное «я» от разрушения – отступаю, чтобы сохраниться.

178. Впрочем, необходимо понимать, что вся эта игра, в которой наше личностное «я» так активно задействовано, не осознается нами хоть сколько-нибудь отчетливо.

Все, что осознает субъект в такой ситуации, это высочайшую степень внутреннего напряжения: с одной стороны, его состояния, которые продолжают желать невозможного («уровень значений»), с другой – необходимость принимать рассудочное решение, что раз уж реальность такова и ответного желания не дождаться, необходимо отказываться от объекта страсти («уровень знаков»). Сам субъект не понимает и того, что «конфета», замеченная им в буфете, но так ему и не доставшаяся, – это еще не конец света.

Однако, как бы там ни было, соответствующее «решение» принимать нужно – придется согласиться с реальностью такой, какая она есть, вопреки слепому сопротивлению внутренних состояний (ожиданий, желаний, чувств и т. д.). Нашему личностному «я» предстоит как бы перетянуть одеяло на себя, перенести на себя центр тяжести и назначить себя центром принятия решения.

То есть, по сути, нам предстоит своеобразная кристаллизация нашего личностного «я». Из условной функции, каковой наше личностное «я» до сих пор являлось, присутствуя в нас лишь для того, чтобы приписывать кому-то всё то, что с нами происходит, оно превращается в «инстанцию производства поступка» – «я не тварь дрожащая, я право имею».

179. Конечно, всё это если и происходит, то с минимальной степенью осознанности – никто толком не понимает, что с ним в этот момент происходит. Но то, что он непременно чувствует, – это то, что его личностное «я» вдруг обретает какое-то внутреннее существо.

В этот момент, например, обретают смысл такие бессмысленные фразы, как надо «быть собой», надо «верить в себя» и быть «верным себе». Кто это «собой», «себя», «себе»? Что значит им «быть»? Во что, собственно, предлагается «верить»?

Впрочем, никто ответы на эти вопросы и не ищет, просто наше личностное «я» стало так самоощущаться. И это «самоощущение» своего личностного «я» – новое, специфическое свойство данного привилегированного интеллектуального объекта, обязанное своим появлением столкновением с «реальностью Другого».

Как мы уже говорили, рассуждая о «голографическом эффекте», увидеть сложность «другого человека» можно лишь в том случае, если смотрится в него столь же сложное образование – наше личностное «я». От интенсивности «опорной волны» зависит и то, насколько объемным будет голографическое изображение объекта на пластине. Но это, конечно, только аналогия, и понятно, что сложность нашего личностного «я» сама, в значительной степени, обязана эффекту столкновения с «реальностью Другого», с его непонятной нам, но ощущаемой в нем сложностью.

180. При этом, конечно, всё это возникающее здесь самоощущение нашего личностного «я» – лишь психологические эффекты, то, как мы внутренне переживаем это кризис. И ничего радикального в нас, по крайней мере именно в этот момент, разумеется, не происходит. Но изменяется в некотором смысле наша внутренняя диспозиция – наше личностное «я» осознается нами как некий самостоятельный, сильный, сверхценный интеллектуальный объект.

Британского монарха коронуют в Вестминстерском аббатстве. Теперь уже он – это наше личностное «я» – несет в рамках нашего собственного представления ответственность за то, что с нами происходит. Теперь для нас именно это личностное «я» есть «тот, кто думает», «тот, кто чувствует», «тот, кто принимает решения». А наши фактические состояния – то, что образует базовый уровень нас (уровень значений), теперь рассматриваются нами как подчиненные нашему личностному «я».