Что такое популизм?

Уличные протесты, электронные петиции и т. д. – все это обладает подлинным демократическим смыслом, но не подлинной демократической формой, и они не могут разыграть демократический козырь против представительных институтов[108]. Как бы то ни было, такого рода соперничество в корне отличается от попыток выступать от имени народа как целого – и при этом морально обесценивать и лишать легитимности тех, кто, в свою очередь, оспаривает эти притязания.

Но как быть с теми, кто вступает в политическую борьбу во имя «власти народа» в различных частях света? Недавний пример – протестующие на площади Тахрир против режима Мубарака использовали такие выражения, как «одна рука», «одно общество», «одно требование». (Были и другие, более изобретательные лозунги, например: «Народу нужен президент, который не красит волосы!»[109]) Надо ли им прочесть лекцию о том, что, к сожалению, они ничего не понимают в демократии и обречены на построение неправильного конституционализма?

Анализ, представленный в этой книге, ни в коей мере не исключает исключений, если можно так выразиться. Кто угодно может критиковать существующие процедуры, вменять им в вину моральные слепые пятна и предлагать критерии и средства достижения большей включенности. Проблема не в утверждении, что нынешнее положение дел неудовлетворительно, а в утверждении, что сам критик – и только он один – говорит от лица «народа». Проблема также заключается в допущении – очень распространенном, но не подтверждающемся эмпирически, – выдвигаемом многими самопровозглашенными теоретиками радикальной демократии, которое заключается в том, что только с помощью принципа pars pro toto можно осуществить чаяния всех исключенных из политики и что все остальное всего лишь администрирование или кооптация в существующий общественно-политический порядок[110]. Такой подход упускает из виду, что утверждение «мы и только мы – истинные представители народа» может иногда помочь политическим акторам прийти к власти, но сильно затрудняет сохранение долгосрочной стабильности государственного устройства. Когда ставки подняты до уровня необсуждаемой идентичности, возрастает вероятность неутихающего конфликта.

Стало уже общим местом указывать на то, что многие конституции возникли в результате борьбы за включение в политический процесс, потому что «простые граждане», обладающие своим пониманием конституции, хотели активизировать прежде нереализованный моральный потенциал, содержащийся в основном документе[111]. Менее очевиден другой момент: те, кто боролся за политическую включенность, очень редко провозглашали: «Мы и только мы – народ» (наряду с соответствующими притязаниями различных лидеров на то, что они «представляют народ»). Конституции, построенные на демократических принципах, создают возможность для постоянного оспаривания того, что эти самые принципы могут означать в тот или иной период времени; они создают возможность для появления новых политических групп, претендующих на то, чтобы быть представленными в политическом пространстве. Граждане, которые раньше никогда не думали о том, что у них есть что-то общее, могут отреагировать на неожиданный призыв получить политическое представительство и внезапно увидеть в себе коллективного актора – т. е. индивидов, способных действовать совместно (если воспользоваться выражением Ханны Арендт). Вспомним, например, «Нацию Форда», вызванную к жизни неповторимым мэром Торонто Робом Фордом. Или сторонников Трампа, которые настаивают, что они не Trumpenproletariat, как окрестили их ехидные критики из верхушки общества, а группа людей с законными жалобами и идеалами, которые Республиканская партия отказывается принимать всерьез. Это напоминает прозорливую идею Джона Дьюи о том, что общественные группы не просто существуют «где-то там», а создаются (можно еще вспомнить марксистские представления о том, что класс должен стать классом для самого себя, т. е. осознающим себя как коллективного актора). Хорошо функционирующая демократия должна работать на создание множества требований представительства, но также и на то, чтобы подвергать их эмпирической проверке[112]. Разумеется, нет никаких гарантий, что подобное оспаривание существующего порядка вообще возникнет или что борьба за включенность окажется успешной. (Или же что это будет именно борьба за включенность, а не борьба против конституционного порядка как такового. И конечно же, борьба может вестись также и за исключение.)