Что такое теория значения?

Откуда берется понятие истины? Наиболее простой и заметной является его связь с лингвистическим актом утверждения, о чем свидетельствует тот факт, что обычно мы называем ”истинными” и ”ложными” именно утверждения, а не вопросы, команды, требования, предложения сделок и т.п. Если обратиться к фрегевскому различию между смыслом и действием, то легко увидеть, что предложение распадается на две части, одна из которых выражает смысл предложения (мысль), а другая указывает на его предполагаемое действие — утверждающее, вопрошающее, повелевающее и т.п. С этой точки зрения, только лишь о мысли можно говорить, что она истинна или ложна независимо от того, утверждаем ли мы, что она истинна, спрашиваем ли об этом, приказываем и т.п. Следовательно, при таком подходе тот, кто задает (сентенциальный) вопрос или отдает команду, в той же мере высказывает нечто истинное или ложное, как и тот, кто выражает утверждение, назвать ”истинным” или ”ложным” утверждение грамматически столь же неправильно, как назвать ”истинным” или ”ложным” вопрос или команду. Однако, несмотря на привлекательность такого подхода, он все-таки представляет собой отход от нашего привычного способа выражения. Это обусловлено не только тем, что у нас отсутствует утвердительное наклонение, аналогичное вопросительному и повелительному наклонениям, но и употреблением одной и той же формы слов как в сложносочиненном предложении или, что касается английского языка, сложноподчиненном предложении, так и в простом утвердительном предложении. Высказать нечто истинное — значит высказать нечто правильное, а высказать нечто ложное — значит высказать нечто неправильное. Любой серьезный подход к анализу утверждения должен предполагать, что об утверждении судят по объективным стандартам правильности и что, высказывая некоторое утверждение, говорящий претендует — правильно или ошибочно — на соблюдение этих стандартов. Именно от этих исходных представлений о правильности или неправильности утверждения ведут свое происхождение понятия истинности и ложности.

Высказывание можно критиковать различными способами. Определенные виды критики, например,что некоторое замечание было невежливым, было нарушением тайны или свидетельством дурного вкуса, направлены не на то, что говорится, а на само произнесение. Это интуитивно ясное различие трудно провести, не прибегая к помощи сомнительных понятий. Мы могли бы сказать, например, что в таких случаях подвергается критике скорее внешнее выражение, чем внутренний акт суждения. Однако тот факт, что некоторые лингвистические акты, например утверждения, могут быть переведены во внутренний план, сам по себе нуждается в объяснении, которого мы вправе ожидать от теории значения. Быть может, наименее сомнительный путь разделения двух типов критики заключается в следующем. Любой лингвистический акт может быть аннулирован, по крайней мере если его отмена осуществлена достаточно быстро: говорящий может отменить утверждение, команду, просьбу или вопрос. Критика, направленная против того, что именно сказано, например говорящая, что утверждение неистинно, приказание несправедливо или вопрос неуместен, утрачивает свои основания при отмене высказывания. В то же время критика, относящаяся к самому акту высказывания, благодаря его отмене ослабляется, но не устраняется полностью: если кто-то своим высказыванием обманывает доверие или ранит чувства слушателя, то отмена высказывания смягчает обиду, но не устраняет ее полностью. Проводимое таким образом различие не вполне совпадает с тем, что мы могли бы получить с помощью ссылки на внутреннее состояние говорящего: если мы возражаем против вопроса как неуместного, то такое возражение полностью снимается, когда вопрос взят обратно, так что при этом возражение направляется скорее против того, что сказано, а не против самого высказывания. Мы не возражаем против желания говорящего знать ответ, мы отрицаем только его право спрашивать. Однако мне представляется, что проведенное мной различие ближе к тому, что нам требуется в данном контексте, нежели то, которое можно провести благодаря ссылке на внутреннее состояние говорящего.