Принцип эквивалентности дает основания для приемлемого объяснения той роли, которую играет в языке слово ”истинно”. Если человек понимает некий язык L
, а затем этот язык расширяется до языка L+ посредством добавления предиката ”истинно”, который применяется к предложениям языка L и удовлетворяет принципу эквивалентности, то отсюда совершенно ясно, что говорящий вполне способен понять предложения языка L. (В действительности дело обстоит несколько более сложно, если принять во внимание индексацию, но мы не будем отвлекаться на эти сложности.) Мы даже можем заметить, почему такое расширение языка было бы полезно. Если слово ”истинно” рассматривается как обычный предикат, который применим только в контекстах формы ”Истинно, что...”, но также и в таких контекстах, как ”То, что он мне сказал, было неистинно”, то, хотя его и не всегда можно устранить, его объем будет вполне определенным. Конечно, такой подход не может служить для объяснения слова ”истинно”, если оно используется для задания семантики некоторого языка, в частности если оно используется в качестве центрального понятия теории значения, ибо данный подход опирается на предположение о том, что говорящий имеет предварительное понимание тех предложений языка, которые не содержат слова ”истинно”. Этот подход не годится также для описания реального употребления слова ”истинно” в естественном языке, поскольку такой язык является, по выражению Тарского, ”семантически замкнутым”, т.е. содержит в себе свою собственную семантику. И дело здесь не только в непредикативности экстенсионала, т.е. в нашем решении применять предикат ”истинно” также к предложениям расширенного языка. Мы используем слово ”истинно” и множество других слов для формулирования суждений, принадлежащих теории значения, т.е. пытаемся использовать язык в качестве собственного метаязыка, и при этом принимаем такие принципы, управляющие использованием слова ”истинно”, которые не охватываются принципом эквивалентности. Однако в большинстве случаев мы продолжаем требовать соблюдения принципа эквивалентности.До тех пор пока мы считаем понятие истины несомненным, кажется несомненным, то и что значение следует объяснять с его помощью. Однако как только мы перестаем считать его несомненным и ставим вопрос о корректном анализе понятия истины, от этой несомненности не остается и следа. Ставить такой вопрос — значит пытаться установить, когда в процессе овладения языком появляется неявное понимание понятия истины. Если понятие истины должно служить в качестве фундаментального понятия теории значения для языка, то нельзя считать, что оно вводится принципом эквивалентности, ибо это, как мы уже видели, ведет к предположению о том, что мы способны усвоить большую часть языка до того, как получим какое-либо представление о понятии истины. Если мы продолжаем настаивать на том, что в процессе овладения языком мы прежде всего должны усвоить, что значит для предложения быть истинным, то для любого данного предложения мы должны указать, в чем именно состоит то знание, которое не зависит от предполагаемого предварительного понимания предложения. Иначе наша теория значения содержит круг и ничего не объясняет.