Что там впереди, за поворотом?

Мы сидим молча, спина к спине. Я смотрю вперёд, Таня – назад. Плот словно остановился.

Днём кто-то дернул меня за язык, и я сказал задумчиво:

– Так и ты уйдёшь.

– Тебе не терпится избавиться от меня? – почему-то сердито ответила Таня.

– Нет. Но... скоро Кедрово... ты говорила, что должна...

– Я должна только тебе, запомни, только тебе и никому больше в мире!

Я не стал продолжать разговор. И как это женщины умеют из комара раздуть мамонта? Талант нужен. И какой! Вот и сидим, и молчим. Только спины нас соединяют.

Темнеет.

Темнеет.

Впереди река расходится на два узких рукава. По которому плыть? По течению. А пока нас несёт к тёмному пятну на середине. Ближе, ближе. Если нас прибьёт к нему, значит, так надо. Остаётся метров пять, и вдруг я различаю на берегу фигуру человека и тут же слышу мягкий баритон:

– Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят.

Таня вздрагивает и оборачивается. Я спокойно сплёвываю в реку. Лёгкий толчок. Приехали. Что дальше?

Мужчина подходит и добродушно обращается к нам:

– Добрый вечер, молодые люди! Не откажитесь от приглашения в гости. Я на этом острове один, вот уж два дня закидываю удочку и мечтаю поймать золотую рыбку. Но клюют простые рыбки, как раз на уху.

Пока он говорит, я с интересом рассматриваю незнакомца. Невысокий, широкоплечий, одет в тренировочный костюм с белой полосой на груди. Лицо, обрамлённое светлой бородой и усами, приветливо и спокойно. Только глаза прищурены и брови у переносицы иногда вздрагивают, словно в усмешке. Весёлый старичок. Впрочем, какой он старичок – что-то около сорока.

– Таня, ты как? – спрашиваю я.

– За, – охотно отзывается она.

Мы пошли за незнакомцем и шагов через десять остановились у неглубокой ямки, в которой светились угли костра, над ними висел закопчённый овальный котелок. Подбросили сучьев. Пламя ожило.

Далеко за полночь…

После ухи, к которой мы приложили часть своих припасов, Пётр Сергеевич (так звали бородача) достал термос, покачал его и многозначительно посмотрел на нас.

– Неплохо бы, – догадался я.

Всем досталось граммов по сто. Вино было красное, почти чёрное, сладкое, густое и обжигающее. Словно посветлело вокруг, и сразу расхотелось спать.

– Вы кем работаете? – поинтересовалась Таня.

Пётр Сергеевич почему-то смутился:

– Видите ли ... я преподаю...

– А Саша тоже, он учитель русского языка и литературы, – обрадовалась Таня.

– Но у меня другой профиль, я... преподаю... гомилетику.

Таня вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами, мол, не знаю. И почему люди думают, что учитель – это ходячая энциклопедия?

– Гомо – человек, летика, лета – время, – стала анализировать Таня, – это, наверное, что-то из истории.

– Из истории, – усмехнулся бородач, но объяснять ничего не стал.

– Ой, звезда взлетела! – вскрикнула Таня и показала рукой в воду. Я не сразу понял, она имеет в виду отражение звёзд в реке. Я пошутил:

– Звезды падают вверх. Чудеса,

– Да, кстати, Саша, а ты рассказываешь в школе ребятам о чудесах? – спросил Пётр Сергеевич.

– Они не верят.

– Не верят? Напрасно. Чудеса – это интересно.

– А вы верите? – по-детски удивилась Таня.

– А почему бы и нет? Вот, например, почему земля вертится? Кто её раскрутил? Не знаете. И я не знаю, А может быть, Бог?

– Но Бога нет, – растерянно сказала Таня.

– Совершенно верно, – улыбнулся бородач. - А вот другое чудо. Всем известно, что человек состоит из химических элементов тех же, что и земля. Вот эта серая, тёплая земля, – Пётр Сергеевич торжественно поднял крепко сжатый кулак. Чуть расслабил пальцы, и между ними тоненькими струйками стал стекать песок.

Сдунув оставшиеся песчинки с ладони, Пётр Сергеевич продолжил свой рассказ, неторопливо, как будто равнодушно:

- Следовательно, я, ты, Саша, ты, Таня, все люди – это золото, железо, кремний, водород, вся таблица Менделеева. Но разве золото, кремний, вода могут радоваться, грустить, ненавидеть? Чего-то не хватает. Чего?

– Головы, – не задумываясь ответила Таня.

– Ерунда. С её функциями даже лучше справится электронная машина. Уже сейчас машины умеют играть в шахматы, сочинять музыку, говорить, запоминать. А что будет лет через пять? Машины научатся разрешать и житейские проблемы. Ведь решение этих проблем – та же математическая задача: сложить отдельно плюсы, отдельно минусы, из суммы плюсов вычесть сумму минусов, и ответ готов. Но ведь когда мы решаем задачу, мы не плачем, не смеёмся. И вообще чем человек хладнокровнее в этот момент, тем вернее он находит решение. А люди смеются; к сожалению, всё ещё плачут и ненавидят, и любят. Вот и оказывается, что должно быть в человеке что-то таинственное, что одухотворяет его.

– Уж не душа ли? – скептически заметил я, – но её никто не видел.

Бородач усмехнулся.

– Ну и что, что не видел? Один человек сказал: «Я резал мозг, но не видел в нем ума, резал сердце, но не встречал в нем любви».

– Любви вообще нет, – отрезала Таня и покраснела. – Сейчас единственным доказательством любви стала фраза «Выходи за меня замуж», а самое страшное, что женщины довольствуются и этим.

Я с укоризной глянул Тане в глаза. Пётр Сергеевич заметил это и сказал: