Что там впереди, за поворотом?

Все вещи и явления воспринимаются людьми по-разному. Для меня эта звезда – огонёк. У всех огоньков есть сходство. Огоньки экспрессов, самолетов, маяков – они зовут в дальние страны, о которых мы мечтаем и которых нет на самом деле. Что значит «дальние», если Нейл Армстронг собирал камешки на Луне? А для астронома эта звезда – работа. Для меня школа, уроки, мой 8 «б» – просто работа, а для астронома – это бесконечный фильм «Доживём до понедельника». Для одного плыть в тумане под парусом – романтика, а для другого – глупая причина напороться на берег.

Злюсь? Злюсь. На кого? На себя. «Ты будешь помнить меня, пока не встретишь другую». Дура! Другой мне не надо, а тебя я забуду, и очень скоро. Только нужно всё время думать о тебе, думать, думать, а потом и сам не заметишь, что планируешь факультативные занятия для десятиклассников. Жаль, что нет таблеток для переключения мыслей. Изобретут и их. Есть же таблетки от вина, табака, головной боли, беременности, бессонницы, есть много всяких таблеток и ещё будут, потому что слаб человек...

Ночь. Идёт дождь. Вернее, водяная пыль. Я, натянув на голову куртку, сижу на плоту, как рыбак, ожидающий золотую рыбку. Сейчас невод не закидывают – это называется браконьерством. Сейчас золотую рыбку ловят на удочку. Терпенье, терпенье, и... дрогнет поплавок. Тащи. Хлопая окровавленными губами, рыбка равнодушно посмотрит тебе в глаза. Не знаю, у кого повернётся язык попросить у неё что-нибудь… хотя бы адрес той женской колонии.

Я не остался ночевать на берету. Лес наполнен шорохом дождя и темнотой. На реке светлее. Нет, я не испугался. Я давно ничего не боюсь – ни грохота стартующих ракет, ни «института общественного мнения», который заседает на скамейках у нашего дома, встречи один на один, даже с двумя, в тёмном переулке. Я боюсь, что электронная машина ошиблась.

Странно, но вчера я потерял карту. И теперь что слева, что справа, что там впереди, за поворотом – неизвестно.

В Кедрове, наверное, тоже идёт дождь. Лола спит давно. Дочка, ты права, что женщины раздают себя по частям, а сама-то ты не веришь этому, не веришь.

И Таня спит. Как у них там? Решётки на окнах. Часовые, собаки. Наверное, спит спокойно, она ведь теперь никому не должна.

Марте рассказать - с ума сойдёт. Скажет: «До тюремщиц докатился». А я мечтал в Югославию съездить или вокруг Европы. Теперь – прощай, мечта. В анкетах есть графа «Находилась ли в заключении или кто из родственников". Чёрт с ней, с Европой. Пусть Европа едет ко мне.

А Димка меня поймёт. Он убеждён: в каждом безвыходном положении есть три выхода. И мы найдем все три...

Такие дожди идут долго. Всю ночь сыпал и опять шуршит. Как много свободного времени. Можно не спеша вспомнить все плюсы, потом сложить, потом вычесть, потом полюбоваться ответом. Бородач говорил, что это простая задача, но сейчас она мне не по силам. И Степаныч обманул. Природа тоже не умеет лечить болезнь, название которой «кошки на душе скребут».

Как нарочно, с первого дня плавания на меня стали натыкаться странные люди – «ты меня сегодня знаешь, завтра – нет». Лучше бы мне поехать в пионерлагерь, но тогда я не встретил бы Таню. А после неё мне никто не встречается. У каждого человека свой порог одиночества: день, месяц, год, годы, но не вся жизнь. В одиночных камерах люди ели, пили, мечтали, сочиняли стихи, видели красивые сны, разговаривали со стенами о смысле жизни, а потом бились в эти стены головой.

На свободе люди, чтобы не видеть стены своего отчуждения, начинают пить, а в лучшем случае превращаются в детей, любопытных, озорных и глупых.

Стоп. Быть этого не может. В узенький пляжик уткнулась бутылка-четвертинка, серебристая фольга прижата к горлышку медицинской резинкой. В бутылке бумажка, свёрнутая узкой трубочкой. Я и не знал, что собственный почерк может вызвать такое любопытство.

«Число, месяц, год. Когда с берега просят о помощи, не спешите с услугами, очень скоро помощи попросите вы сами». Ниже приписка карандашом, круглым женским почерком: «Спасите наши души, а мы ваши спасём. Нина. Лиза».

Где только не встретишь юмористов... Лучше бы бутылка утонула. Эх, девочки, девочки, вы веселы, а весёлых не спасают, веселье – признак благополучия. А душа – потёмки, в ней даже скребущегося тигра не разглядишь...

Какой сегодня день? Суббота? Воскресенье? А какая разница. У меня свой календарь, свои даты. Топориком начинаю делать на брёвнах зарубки .

Таня.. Орган Домского собора... «Тебя хотела спасти»… Лола... Против течения... Сказка... Туман... «Она просила передать, чтобы ты не ждал её»... Я начинаю рубить сильнее и чаще, со злостью и отчаянием. Летят щепки. Я бью не бревно. Я бью душу свою, надёжную электронную машину, которая в задачке «к одному прибавить один» выдала ответ «ноль». Глупая машина, хотя она и не ошиблась. Всё. Пора возвращаться. И скорее. Мне надо спешить. Иначе я опоздаю. А опаздывать мне страшно.

ПЕРЕГРУЗКИ