Что там впереди, за поворотом?

– Я так понимаю: ты сейчас обнародовал отрывок из неизвестной нам истории? А нельзя ли её всю или хотя бы историю главного героя.

– Пожалуйста, – согласился я. Подробно рассказываю жизнь Тани.

В четырёх словах о ночи в тумане («Она стала моей женой»). В трех словах о моём отношении к Тане («Я люблю её»).

После моего рассказа в комнате ничего не изменилось. Марта смотрит в окно, курит. Володя стучит пальцами по столу, но напевает уже «Мираж». Люстра не успокоилась.

Я выпиваю рюмку коньяка. Первый залп должна сделать Марта. Так и есть. Она резко оборачивается и, обхватив руками плечи, словно ей холодно, озабоченно говорит:

– Слушай, туда, наверное, кроме писем и посылки можно отправлять, и, может быть, разрешают что-то вроде свиданий. Ты узнай.

Володя кончает петь, трогает свои очки и усмехается:

– Обязательно узнай. Должны же мы увидеть свою родственницу.

- Ты! – кричу я. – Успокойся! При любом варианте твоя репутация не пострадает!

– Это ты успокойся. Сядь, «добрый, порядочный человек». Ты же не можешь нам запретить с ней познакомиться. Во-первых, давай сюда конверт. Во-вторых: теперь это не только твоё дело. Правда, Марта?

– Спрашиваешь! Володя, он же несерьёзный мужик. Она приедет через год или когда там, а у него ничего нет, а у неё откуда? Спит он на каком-то диване, одна тарелка, одна вилка, зато рюмок – набор на двенадцать персон. Жмот. У него же на книжке скоро третий ноль появится... Будешь писать ей, лирику не разводи, поближе к земле. Для женщины это очень серьёзный разговор. Мы-то знаем, на чём жизнь стоит, именно стоит, а не качается... Сашка, ты чего?.. Ты думал, мы предадим тебя?... Ну чего ты... как маленький...

– Марта, дай ему таблетку... которая мозги очищает. Разговор серьёзный. Обсудить всё надо. Дело наше, семейное. А у него могут быть неприятности. Впрочем, не знаю... тебе, Сашка, слово…

УРОК МУЖЕСТВА

Первое сентября. Первый урок, по традиции, – урок мужества.

Звонок. Иду по коридору. Дверь моего класса открыта, из-за неё торчат три, одна над другой, весёлые рожицы ребят. Хотя и далеко дверь, и видны только носы и прищуренные глаза, всё равно узнаю – Катасонов и братья Перепёлкины. Исчезают.

Вхожу в класс.

– Здравствуйте, ребята.

Все встают с грохотом и шуршаньем.

– Как рояль с пятого этажа упала, – говорит Катасонов. Все смеются, потому что это мои слова. Я и сам с трудом пытаюсь скрыть улыбку. Секунду мы стоим неподвижно и смотрим в глаза друг другу. Я в глаза моего друга – уже 10 «б». Загорели. У кого-то отчётливые усы, баки, перстни, маникюр, подкрашенные глаза – этого завтра не будет. Просто прошло лето. Это так много. И ребята хотят показать мне, какие они стали большие, мои маленькие ребята.

– Садитесь. Кто отсутствует?

– Все, – отвечает кто-то. Общий смех. Так было когда-то, и не раз. Становится легко.

Я подхожу к окну и смотрю на цветник в пришкольном саду. Через минуту в классе тихо, очень тихо. Это ведь мой 10 «б». Тишина. Я поворачиваюсь.

– Ребята, в этом учебном году вы окончите школу. После прощального звонка я искренне пожелаю вам доброго пути и ничего больше, наверное, не успею и не сумею сказать. И поэтому скажу сейчас.

Вы изучали в школе много разных предметов, изучали на уровне последних достижений науки и техники. С вашими знаниями можно не удивляться ничему, с запасом лет на десять вперёд. Но в завтрашний день через сегодняшний не перепрыгнешь, а я и другие учителя забыли вам сказать, что красивое, изобильное, счастливое будущее, в котором пройдут ваши лучшие годы, всё ещё строится, и это пока ещё тяжёлая, чёрная и черновая работа, потому что строится и бульдозерами и... лопатой. «Согласны, – скажете вы, – подвернём рукава».

Да, вы писали в сочинениях: «Не надо искать лёгких путей... в жизни всегда есть место подвигу... счастье в труде… и я ставил вам пятерки за грамотность, за умение раскрыть тему. И как мне не хватало ещё одной оценки, оценить вашу искренность, честность. А может быть, я неправ?

Тогда почему сейчас конкурс в театральные училища и институты по сто пятьдесят человек на одно место и мало кто спешит к ткацкому станку? Почему многие желают всю жизнь петь и плясать, а единицы – пахать землю? Человечеству не так уж много нужно кинозвёзд, балерин, журналистов, физиков, лётчиков. Значительно больше – шоферов, доярок, слесарей, почтальонов, ткачих. Что? Тяжело? Тяжело, потому что эта работа – проза.

В школе вам рассказывают о чудесах кибернетики, о первоклассных автоматических линиях. На экскурсиях по лучшим цехам и лабораториям вы видели людей в белых халатах, а ещё – множество сигнальных лампочек, кнопок, табло. Это – производство. Но многие рабочие, которые слушали бы меня сейчас, усмехнулись бы, вспоминая свои влажные от пота спецовки и мозоли на ладонях. Это – тоже производство. А что я могу сказать? Только одно. Ум – хорошо, два – лучше, две руки к ним – прекрасно. А какому человеку, даже делающему своё любимое дело, было легко? Кому?