Что-то кроме магии (СИ)

К вечеру ноги, не привычные к долгой ходьбе, грозили вот-вот отвалиться. Пятки саднило, спину ломило, горели обожженные щеки и нос. Пандора, прохаживаясь насчет перебравших солнышка горе-туристов, смазывала в кухне красную физиономию Квиринуса противоожоговой мазью. Северус поспешил воспользоваться средством из собственной аптечки: мысль о том, что к его лицу могут прикоснуться женские пальцы, привлекала и смущала одновременно. К счастью, звенящая усталость во всем теле быстро вытеснила прочие чувства. Он повалился на кровать, не сомневаясь, что сегодня ни снотворное, ни Бессновиденческое не потребуются.

Ксенофилиус вернулся уже в сумерках. Посетовал на дела, которые имеют обыкновение сваливаться внезапно, и пообещал, что завтра непременно отведет их смотреть закат. «Такое зрелище пропускать нельзя. Оно не повторяется и никогда не наскучит».

Стемнело. На заднем дворе зажглись яркие фонарики в траве и на деревьях. Хозяин и гости расположились в плетеных креслах вокруг стола, на котором все было накрыто к чаю. Немного погодя к ним спустилась и хозяйка, уложившая ребенка спать.

Лавгуд и Квиррелл увлеченно обсуждали какую-то публикацию в «Придире», на которую ополчился «Пророк». Пандора молча налила всем чаю и, протягивая чашку Снейпу, спросила:

— Не разочарованы нашими утесами? Днем у вас был не слишком веселый вид.

— Да, поначалу я был против идеи провести здесь отпуск, но теперь могу сказать, что не жалею.

— Гудят ноги?

— Просто кошмар какой-то! — охотно признался он. Отчего-то с этой женщиной ему хотелось быть откровенным.

— Завтра еще поноет немного, а потом отмахаете десяток миль — и не заметите, — подбодрила она его. — Проверено личным опытом.

Скрывшись в темноте дома, она вскоре вернулась с гитарой.

— Превосходная идея, Дора! — оживился Ксенофилиус. — Я так люблю, когда ты поешь...

— Надеюсь, у гостей уши не завянут от моего музицирования, — усмехнулась Пандора, подкручивая колки. — Начнем с веселого, да?

Северус прохладно относился к музыке и уж тем более не стремился запоминать песни. Какие-то обрывки сохранились в памяти со времен радиолы, которую когда-то любил слушать отец, но это было совсем другое...

Голос Пандоры подчинялся ей полностью. Сейчас он звенел озорным весельем, потому что в песенке говорилось о неунывающем разбойнике, который знает, что не все потеряно, пока есть виски в кружке[1]. Лавгуд прихлопывал в такт и ладно подхватывал припев.

Закончив первую песню и ответив шутовскими реверансами на заслуженные аплодисменты, начала следующую — неторопливую, немного грустную, о девушке в платье с зелеными рукавами[2]. И вновь изменился голос: стал мягким, мечтательным, точно пришедшим из какой-то далекой эпохи прекрасных дам и галантных кавалеров. Северус забыл об усталости, забыл о боли в ногах — он слушал и не мог поверить, что такое возможно.

Но вот отзвучала и эта... Исполнительница прижала ладонью струны и наклонила голову. Слушатели уважительно молчали.

— Еще одну — и все на сегодня, устала, — наконец объявила она. — Ксено, вы с Квиринусом ее слышали, а наш новый гость еще нет. Интересно будет узнать ваше мнение, Северус.

Она помедлила мгновение и тихо начала:

Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще меда,

Пьянее, чем вино.

В котлах его варили

И пили всей семьей

Малютки-медовары

В пещерах под землей.

В мерцающем свете фонариков он не мог быть уверен наверняка, но ему казалось, что смотрит она только на него и ему одному рассказывает давнюю историю о чести и мужестве сгинувшего племени, и плачет, и гневается и гордится...

Затих последний аккорд. Ксенофилиус наклонился к жене и ласково погладил ее по руке. Квиррелл перевел дыхание и поудобнее устроился в кресле.

— С тех пор как родила, не могу спокойно петь о мальчике, — раздумчиво проговорила Пандора. — Отказываюсь принимать любую смерть, особенно такую... когда даже не оставляют выбора. Хотя умом понимаю, что бывают ситуации, когда иначе нельзя. Вы согласны со мной, Северус?

— Да, — не сразу ответил он. — Но в этой истории я больше всего сочувствую не мальчику, а старику. Именно потому, что ему пришлось выбирать. И отвечать за свой выбор. Думаю, это гораздо труднее.

— А мне больше всего жаль потерянное знание, — вздохнул Квиринус. — Короли приходят и уходят, а утраченного не вернешь.

Дом уже давно спал, а Северусу все еще чудился перебор гитарных струн и нежный тихий голос. И прежде, чем провалиться в теплую темноту, чувствуя краем сознания, что сон будет крепким, освежающим и не принесет кошмаров, он прошептал одними губами, впервые понимая особый вкус слов:

— Моя святая тайна, мой вересковый мед...

______________________

[1] Не все потеряно, пока есть виски во фляжке — старинная ирландская песня Whiskey In The Jar.

[2] Общеизвестная Greensleeves.

Глава 37. Кресты над обрывом