Дернула болью Метка. Нет, только не сейчас! Отпустило... Не замечая холода, Северус прислонился затылком к камню и погасил уже не нужный «Люмос». Жидкий лунный свет пробрался в комнату. Зимняя ночь долгая, особенно если смотреть в нее бессонными глазами.
В мебельной груде зашуршало, стукнуло, знакомо закряхтело. Человек промолчал: полтергейст в Хогвартсе хозяин, места в комнате много... К тому же он наверняка ненадолго. Попрыгает по потолку, как обычно, потарахтит о чем-нибудь и сгинет.
Против обыкновения, Пивз не проронил ни слова. Долго возился, устраиваясь рядом с Северусом, сопел, вздыхал. Потом пошарил за пазухой, вытащил тонкую палочку длиной с ладонь и поднес к губам.
Первый звук вышел хрипловато и неуверенно, но потом свирель согрелась дыханием и заговорила во весь свой небогатый, но чистый голос.
Безыскусный наигрыш плыл, мешаясь с лунными лучами, ночными сумерками, чуткой дремой Запретного леса, снежным покоем дальних гор... Душа древнего замка потянулась к ослабевшей человеческой душе, не разбирая ее грехов, приняла их груз со спокойной многовековой мудростью и взлетела, не чувствуя тяжести, к самым шпилям, откуда до звезд рукой подать.
Никто из Хранителей, даже Кровавый Барон, не мог предугадать, в какой момент Пивзу вздумается заиграть, никто не знал, где он раздобыл свирель. Скорее всего, они были ровесниками, но доставал ее полтергейст откуда-то из глубин пестрого кафтана очень редко. Так редко, что и не упомнить, когда это случилось в предыдущий раз... Но что слизеринский призрак помнил очень хорошо, так это приступы буйства, которые обязательно накатывали на шумного духа после вдохновенной игры. Воплощенный хаос требовал свободы, и Барон заранее готовился ловить и оттаскивать...
Но это случится потом. Пока не кончилась песня без слов, пока над всеми в замке властвует смешной большеротый коротышка в шутовском колпаке, пока творится тихое волшебство.
Глава 98. Третий гений
Разменяв вторую сотню лет, директор Хогвартса по-прежнему не знал, что такое одышка. Сухое легкое тело служило ему безотказно и, если бы не длинный подол мантии, он мог бы перемещаться по лестницам замка не шагом, а бегом. Но на бегу плохо думается, а директору было о чем подумать, пока ноги пролет за пролетом поднимали его к Выручай-комнате.
Альбусу Дамблдору посчастливилось учиться у гения. С другим гением дружить долго и горячо, затем победить и унизить. Фламель до сих пор вызывал чувства, близкие к сыновнему почтению, воспоминания о Гриндевальде отзывались притупившейся за годы болью.
Третий гений мог бы стать лучшим учеником Дамблдора. Слушая, как Распределяющая Шляпа отправляет Тома на Слизерин, преподаватель ЗоТИ в первый и последний раз пожалел о том, что занимает свою должность. Будь он деканом... Старина Гораций знает свое дело, но гений — это сплошное исключение из правил, к нему нельзя с общими мерками, успеет ли Слагхорн разобраться в нем, прежде чем станет поздно?
Не успел. И вина Слагхорна ничуть не больше вины его, Дамблдора, потому что не к Слагхорну, а к нему приходил взрослый Реддл просить должности, давая последний шанс не выпустить в мир гения страха — Темного Лорда.
И теперь, чтобы достойно противостоять ему, необходимо понять его до конца, спуститься в бездну, которую породил великий страх.
Первый шаг уже сделал Снейп, заглянув в сознание Поттера, которое непонятным пока образом может контролировать Волдеморт. Альбус, не доверяя словам, попросил у Северуса воспоминания об «уроках окклюменции» и тоже увидел черное пятно, услышал детский плач, женский крик и обрывок Непростительного. Чтобы сложить фрагменты в целое, особые способности не требуются: память младенца запечатлела момент гибели матери, а сознание подростка воспроизвело его. Но откуда взялось пятно и что оно такое?
Лестницы Хогвартса вместо коридора с гобеленом Варнавы Вздрюченного вывели директора к туалету Плаксы Миртл — замок любил испытывать терпение всех обитателей, невзирая на годы и заслуги. Но вежливой просьбе допустить на восьмой этаж внял, и дверь в Выручай-комнату образовалась в стене без промедления.
Альбус остановился, обозревая монбланы всевозможного старья, терявшиеся в глубине этой самой удивительной части Хогвартса. Здесь не было ни окон, ни фонарей; сами вещи сочились бледным светом, похожим на зябкий утренний туман над водой.
Комната молчала и, мнилось, наблюдала за человеком. Он, как и все прочие до него, пришел сюда потому, что оказался в тупике.