Что-то пошло не так. Послесловие

– Думаешь, война прекратится? – спросил, кивая на экран, Иван. – Как бы не так! Не будь наивным. Видел я, как на прорыв шли, когда в окружение попали, мимо «коридора зеленого». Вооружения сдавать не хотели, боеприпаса. Эти условие поставили – выходить без оружия, а наши рогом упёрлись. Потом действовали, кто как мог, на своё усмотрение, все равно общего руководства не было – командиры ещё в первые дни из зоны боев смотались, ситуацию на самотёк оставили. Многие мужики тогда по дурости своей погибли – напролом колонной двинули, там и полегли, а те, что сумели мимо «коридора» просочиться, пушками неучтенными обзавелись.

Иван задумался, будто ещё раз переживал недавние события, вероятно, непросто было там, где он намедни был.

– Оружие – это, брат, такое – если оно есть, значит, должно выстрелить. А добавь к нему дурь и бухло, и узнаешь, что по чем… Мне две недели на «передке» хватило, чтобы насмотреться, до конца жизни помнить буду. Как заноза в душу – болит, сука, а вынуть – невозможно. Нельзя вынуть, Богдан, с этим и жить буду.

Сосед надолго замолк. Богдан и себе прикрыл глаза, задумался. Вспомнил, как в первый день службы взвод, к которому он был прикомандирован, вывезли в посёлок и бросили. Как слепых котят, бросили – без приказа, без информации, и вообще без малейшего намёка на постановку боевой задачи или хотя бы на примитивный инструктаж. Просто вывезли, выгрузили и велели ждать.

Он так и не понял, что тогда произошло. Помнил только ослепительную вспышку и строгое лицо матери перед глазами, а ещё, что в машине, в которой его доставили в больницу, кроме него, живых больше не было. По позвоночнику внезапно пробежал холодок, будто напоминание о лежавших вместе с ним в кузове грузовика трупах. Интересно, что с остальными его сослуживцами случилось? К тому же, кто ответит за гибель людей?

–…Кто погиб, кто ранен, как я, – донеслось до него из соседней кровати, – а кто на минах подорвался. На своих. Знаешь, я все не пойму, зачем война? Ладно, где-то далеко, на Ближнем Востоке – в Ливии, в Ираке, или в том же Афганистане, за сотни километров отсюда, но дома зачем? Лежу себе, думаю, думаю, а понять не могу. Уже голова полиняла от этих раздумий, – провёл Иван пятерней по седым волосам. – А ещё не пойму, почему с ней, с этой войной, так возятся? Будто доброе что. Ну, чего я доброго сделал, скажи?

«Действительно, носятся с войной, вроде в стране другие дела закончились, и осталось только всем миром взять измором Донбасс. Как же он раньше этого не замечал?!»

После начала антитеррористической операции будто умом люди тронулись. Перед глазами его всплывает светлое пятно – из общей серой массы выходит пожилая женщина, размашисто крестится на образ Пресвятой Богородицы, демонстративно разворачивает клетчатый носовой платок, достает завёрнутые в него деньги и бросает в ящик для приношений. Сложенные вдвое гривны глухо падают на пустое дно. На выходе женщина ещё раз крестится и уходит из церкви. Уходит, высоко подняв голову, ни на кого не обращая внимания, намеренно направляя взор мимо людей.

Он даже вздрогнул, словно снова почувствовал, как сгорал в тот момент от стыда и собственной нерасторопности, как рука его сама потянулась в карман, нащупала купюры, а ноги направились к ящику, к которому вслед за ним тут же выстроилась очередь из других прихожан. Выходил он из храма с чувством исполненного долга, понимая, что совершил благородное дело – помог не кому-нибудь, а самому «воину АТО».

Сейчас ему тоже было стыдно. Стыдно, что поддался чужому влиянию, что пошёл на поводу стадного инстинкта, который недавно ещё игнорировал. И чем он лучше тех, над кем прежде смеялся? Разве только, что они бровки с заборами красили, а он – деньги на войну сдавал.

Странное дело, но размышления Ивана напрямую задели его самолюбие, его гордыню, которой раньше он так кичился, а ещё – направили мысли совершенно в другую сторону, где была не одна, а две правды, и обе они заслуживали на признание.

–…Порядка нигде нет, нет ответственности, – рядом продолжал монотонно зудеть Иван. – Помню, строился. За оформление документов одному «на лапу» дал, потом второму, третьему… В итоге оказалось – «не соответствует разрешению на строительство». Разумеется, отказали во вводе в эксплуатацию, пришлось по новой давать. Так и во всем – никто никого не проверяет, никто никого не контролирует, законы не выполняются, сплошной договорняк. А, представь, оружие на руках у людей появилось – счас отжим, как в девяностые, пойдёт, только ещё пуще – бывшие сидельцы вооружились, так что только держись…

«Действительно, нет порядка». Иногда Богдану казалось, что Украина похожа на семью, в которой родители потеряли контроль над детьми, и каждый живёт теперь, как ему вздумается, ни по каким вопросам друг с другом не пересекаясь.