Что у принца под короной?

– Нет, – в данный момент меня интересовала только «Мазда» – камикадзе, мечущаяся с одной полосы на другую, судя по тому, как ее здорово заносило, сменить летнюю резину на зимнюю водитель не потрудился.

– Ну да не важно, – Тая наконец-то устроилась и перестала крутиться. – Как бы ни было, ситуация интересная и, если медик не напутал и директор не откинулся по естественным причинам, думаю, нам следует покопаться в этом дельце.

– Чего вдруг? – мне захотелось истово перекреститься, когда психованная «Мазда» вдруг свернула влево и понеслась пугать автомобилистов по другой дороге.

– Во-первых, интересный случай, – Тая вытянула вперед лапу и принялась изучать местами облупившийся красный маникюр, – во-вторых, не мешало бы лишний раз потренироваться, чтобы не терять квалификацию. Я все-таки подумываю к пенсии сменить профессию на частного детектива, стану эдакой мисс Марпл, сующей свой старческий нос во все громкие преступления века. Может, обо мне даже красивую толстую книжку напишут.

– Ага, под названием «Она совала свой нос куда не следует» и фотография твоего оторванного носа на обложке.

Едва сдерживая слезы радости, я свернула в свой родимый дворик, все еще не веря в благополучное завершение снегопадного пути-дороги.

– Похоже, я чувствую какое-то неправильное настроение в наших рядах, – недовольно покосилась на меня дорогая подруга. – Разве тебя не заинтересовало это дело?

– Тай, – я припарковалась под окнами, решив поставить масяню в гараж завтра, при свете дня, – еще даже не ясно, существует ли хоть какое-то «дело», а ты уже собралась расследовать. Я больше чем уверена, что человек умер от естественных причин…

– Например, захлебнулся собственной злобной желчью?

– Может быть и желчью, – я выключила зажигание. – Человек, вообще-то, много от чего способен внезапно умереть, а внешние признаки, если это не ножевое и не пулевое ранение, не стоит принимать во внимание до результатов вскрытия.

– Подумать только, с какой чудовищной занудой я вынуждена общаться! – воскликнула Тая. – Никакой авантюрной романтики в человеке не осталось!

– Знаешь что, мой дорогой авантюрно-романтический дружок! Мне к пятнице нужно Конякину на стол четыре статьи положить, а я даже над темами думать не начинала! Вылезай из машины, идем домой, я есть хочу!

– С темами я тебе помогу – не вопрос, – она и не думала вылезать, – да и вряд ли за два дня появятся результаты вскрытия. Так что разберемся со статьями и вперед – к новым следственным горизонтам!

– Что с тобой, а? Тебя ведь обычно не заставишь!

– Раз на раз не приходится, теперь я очень хочу заняться этим делом.

– Почему?

– Да потому что мне просто-напросто интересно! Любопытно мне узнать, как говориться: «шо это было»? Мы домой вообще идем или нет?

Ничего себе!

– Так это же ты, дорогуша, сидишь и не выходишь!

– Почему не выхожу? Очень даже выхожу!

Щелкая зубами в предвкушении горячего сытного ужина, я открыла дверь квартиры и прямо с порога поняла, что насыщении организма придется отложить: Лаврентий всеми доступными ему способами показывал, как сильно он хочет в туалет.

– Сейчас, лапочка, – скорбно вздохнула я, снимая с крючка его амуницию, – уже идем.

– А я пока покушать приготовлю! – и Тайка побыстрее принялась разуваться-раздеваться, чтобы, стало быть, я не потащила ее гулять вместе с нами.

Судорожно сглатывая голодную слюну, я вывела Лаврентия из подъезда под снегопад, который, как показалось, стал еще сильнее. Сплошная белая завеса крупных пушистых хлопьев превратила окружающий мир удивительное пушистое зазеркалье. Тишина, красота, ни души народа, поэтому безбоязненно отпустил Лавра с поводка прямо во дворе и пошла себе тихонько вслед за резво потрусившей к своим любимым кустам-деревьям собаченцией. Лучше всего мну думалось-соображалось в двух случаях: на прогулках с Лаврентием и за приготовлением пищи, мысли начинали выстраиваться, идеи рождаться сами собой и вообще… Нет, ну все-таки, как же директор умудрился угоститься цианидом прямо в моей машине? Чудеса, да и только… Вдруг откуда-то издалека раздался басовитый лай Лаврентия. Уж что-то, а голос своей любимой-родной собаки я узнаю из тысячи, а так как Лавр собака спокойная, степенная и гавкает крайне редко, то этот лай меня очень насторожил.

– Лаврик! – заголосила я. – Лаврентий, ко мне!

Послушный пес незамедлительно вынырнул из снежной завесы и подбежал ко мне, размахивая хвостом.

– Ты на кого это ругался? – На всякий случай я защелкнула на ошейнике карабин поводка. – Ты с кем скандалил?

– Это он на меня ругался! – донесся из-за деревьев веселый мужской голос. – Не хотел почему-то пропускать! Наверное, я шел по его дорожке или просто не понравился!