– Никогда не знаешь, что может оказаться полезным, – заметила я. – От молотка нет никакой пользы, пока вам не требуется забить гвоздь. Пинцет не нужен, пока не соберетесь выщипывать брови. Вы можете просто не осознавать полезность каких-то предметов – например, железной палки, куска веревки – пока вам не потребуется что-то починить, и не окажется, что как раз требуется что-то подобное. И, конечно, красота – это понятие относительное, даже для одного человека, – продолжала я, слегка заикаясь от волнения. – В один день человек готов умереть за папоротники и пальмы, а на следующий – за васильки и маргаритки.
Эйлса выглядела удивленной. Она встала и сказала, что ей нужно посмотреть, как там ужин. Я предложила свою помощь, но она покачала головой.
– Все под контролем. Я вас позову, когда все будет готово.
Она прошла через распахнутую дверь на кухню, и мы услышали, как открылась духовка и зашипел горячий жир.
Я почувствовала на себе взгляд Тома.
– Дом Верити – это просто сокровищница полезных и красивых вещей, а также предметов, которые, возможно, менее полезны и менее красивы, – сказал он. – Но я хочу знать, что она хранит в спальне на втором этаже в задней части дома. Никого туда не пускает – ни за что. Комната заперта.
Он оглядел всю компанию.
– Каждой женщине нужна своя комната, – заметила Роза. – Я не люблю, когда кто-то заходит в мой кабинет. Даже Гэри. На самом деле, когда у меня появится кабинет в Корнуолле – ради чего и затеяна вся эта возня с перестройкой сарая, – он тоже будет всегда заперт.
Я с благодарностью посмотрела на нее.
– Это была комната моей сестры, – сказала я. – Не только была, но и есть. Никаких тайн. Никаких трупов, никакой готической камеры пыток или что вы там вообразили. – Я издала смешок, который постаралась сделать легким и звонким. – Просто комната моей сестры.
– А ваша сестра к себе никого не пускает? – Гэри опять оторвал глаза от газеты.
– Ее сестра там не живет, – ответила Роза. – Они не разговаривают.
Гэри застонал:
– Боже, ох уж эти семейные ссоры. Это всегда ужасно.
– А из-за чего вы поругались? – Далила уперлась локтями в колени. – Из-за чего-то конкретного?
– Да. – Я почувствовала, как боль растекается в нижней части грудной клетки. Мне стало трудно дышать. – Нет.
В эту минуту из кухни вышла Эйлса с большим блюдом с едой, поверх розового платья она надела передник, заляпанный кровью.
– À table[45], – объявила она по-французски.
Я с облегчением встала и последовала за другими к стоящему в саду столу. Том усадил меня справа от себя, как почетную гостью. Эйлса нарезала мясо. Ужин был восхитительным – толстые куски говядины в горчичном соусе и несколько салатов. Темнело медленно. Мы выпили еще вина. Я почти ничего не говорила, но в тот вечер чувствовала себя частью их компании. Никто больше не упоминал Фейт или мой дом, или мой сад. Это был легкий, ни к чему не обязывающий разговор о детях и животных, деревенских праздниках и местных замках, побережье, выпечке хлеба – обо всем и ни о чем.
В какой-то момент разговор зашел о завтрашних гостях.
– Они очаровательные, – сказал Том. – Они оба.
Роза вопросительно приподняла бровь.
– И также богатые. Как удачно.
– Я слышала, что он большой ходок, – сообщила Далила.
– Твои слова можно толковать двояко, – заметил Гэри. – Это комплимент или как?
– В любом случае это плохие новости для Пиппы, – сказала я.
А когда все рассмеялись, я почувствовала исходящее от них тепло и доброе отношение.
– Она гораздо умнее, чем кажется, – сказал Том.
Я очень быстро заснула – благодаря шампанскому и красному вину, – но проснулась час спустя. Сна не было ни в одном глазу. Я лежала в чужой кровати, а в голову лезли ужасные мысли и воспоминания. Я сбросила одеяло, моя ночная рубашка промокла от пота. В конце концов, я встала и раскрыла дверь. На улице было темно, стоявший напротив сарай выделялся низким черным силуэтом. Я вышла на улицу, прислушиваясь к собственному дыханию, к тихим шорохам и скрипам, к шарканью собственных ног, и пересекла маленький дворик. Дом вырисовывался на фоне чернильного неба. Я села в самом низу лестницы, прижала подбородок к коленям, наслаждалась прохладой, идущей от камней. Сад был наполнен тихими дребезжащими и скрежещущими звуками. Ночные жуки спешили по своим делам, падали листья. Ночь стояла безлунная, но мои глаза быстро привыкли к темноте. Шторы на всех окнах были задернуты. Я видела, что еще не все угольки погасли, и от остатков костра шло неяркое свечение. В отдалении мерцала единственная лампочка из гирлянды. Ее слегка раскачивало ветром, и я задумалась, почему же она горит сама по себе. Может, гирлянда на солнечных батареях? Или у этой лампочки оказался более мощный аккумулятор, чем у остальных. Но пока я на нее смотрела, она вдруг резко сдвинулась вправо и погасла. И нечто рядом с ней тоже изменило положение и двинулось в направлении меня, резко вдохнув. Значит, это была совсем не лампочка, а кончик тлеющей сигареты.