Что увидела Кассандра

Когда ты приходишь на дискач, она ведет тебя в туалет и выкладывает на раковину свой мейкап: черная подводка, тушь, синие тени для глаз и красная помада, которую Габи запрещает ей носить, потому что это делает ее похожей на принсеса де ла ноче. Габи, говорит Мария, не доверяет ей, но сложно сказать, так ли это, или Габи просто не доверяет мужчинам, или и то и другое. Иногда ты думаешь, куда делся отец Марии и не потому ли Габи с Марией иногда ссорятся. Ссоры начинаются внезапно, проходят громко и прекращаются быстро. Совсем не как в твоей семье, где ссоры редки, но тянутся долго.

Мария сначала красится сама, делая себе карандашом глаза Клеопатры, потом разворачивает тебя и щекочет тебе ресницы, скребет веки, шлепает по руке, когда ты, не подумав, тянешься к лицу. Когда ты снова смотришься в зеркало, ты себя не узнаёшь. Оттуда смотрит енот с окровавленным ртом. Но Мария говорит, что ты выглядишь бьен чида, и ты веришь ей на слово. Сегодня ты и правда хочешь хорошо выглядеть – как будто тебе столько же лет, сколько Марии, и ты столь же уверена в себе.

Рядом с танцполом ты видишь столик, где отвисают приятели Марии, каждый небрежно развалился на своем стуле. Ты уже со всеми знакома: Рамон в очках, Хорхе со следами прыщей на левой щеке, тихий и болезненно худой Луис, самый высокий – Ансельмо, и Мануэль, ему двадцать, у него светлые карие глаза и потемневший передний зуб. Мэнни работает в панадериа, пекарне, которая продает багеты, булочки, сладкие улитки и рогалики, чуррос, высокие глазированные торты с пропитанными сиропом персиками сверху. Ты познакомилась с ним, когда он продавал Габи пакет булочек, и он тоже произнес твое имя как Ами. Конечно, ты не поняла, что он говорил, но его голос был мягким и тихим, проникновенным. Выйдя из пекарни, ты сразу же захотела вернуться и снова его увидеть.

Теперь ты помешана на Мэнни. Ты решила, что поцелуешь его, хотя ты не знаешь, как это устроить, потому что тебя еще никогда не целовали. Троих девочек на фотографии уже целовали, даже Хизер, а ты ведь думала, что уж она-то пойдет в колледж невинной овечкой, а она вернулась из круиза по Аляске с фотографией мальчика по имени Джордж и рассказом о бассейне. Ты осталась последней – и иногда, лежа в кровати в Пачуке, думая о Мэнни и запахе хлеба, чувствуешь, будто останешься последней во всем мире.

Ты в проигрышной позиции, говоришь ты сама себе, потому что вошла в эту фазу увлечения мальчиками слишком поздно. Ты стала обращать внимание на ноги мальчиков и их руки тогда же, когда обзавелась новой грудью, – за последний год маленькие, мягкие возвышенности с сосками, похожими на припухшие пчелиные укусы, дошли почти до второго размера. Ты так долго ждала ее, что заметила перемену, только когда мать сказала, что ты «вываливаешься» из лифчика, и дала тебе свой. В ванной, переодеваясь в мамин заношенный черный лифак, ты изучала себя в зеркале. Грудей хватало даже на то, чтоб отбросить небольшую тень от лампочки над головой. Когда ты сжала их руками, на ощупь они были как грудь. Никак по-другому эту странную мягкую плоть не опишешь.

Для своей груди ты так и не нашла верного слова. В голове крутятся разные варианты: титьки, буфера, сиськи, веселые мешочки, тетас. Испанский тут не поможет, этот язык неприлично сексуален, даже когда не слетает с языков мужчин, кричащих тебе вслед на улице. «Амор! Анхель!» Ты уважаешь честных мужчин, которые говорят прямо: «Ке тетас, мами, гринга!» Сегодня, в синем топике Марии, твоя грудь выглядит сдувшейся под всеми этими хлопковыми складками.

Танцы еще не начались, но музыка уже такая громкая, что бьет по ушам. Это не просто шум; он почти причиняет боль, как морозный воздух зимой, когда уже слишком холодно. Мэнни сидит между Луисом и Ансельмо, ты садишься рядом с Рамоном и наблюдаешь за Мэнни. Хотя никто тебя не слышит, ты говоришь ола и сдерживаешь желание зажать уши.

Парни кивают тебе и улыбаются, попивая сервесас, Мария и Ансельмо держатся под столом за руки, как будто никто не видит. Ты единственная не пьешь. Сначала мальчики тебя дразнили за это, называли нинья, потом пытались заставить тебя грязно ругаться. Пендехо. Чинга ту мадре. Пута. Ты отказывалась повторять, но слова запомнила. Они больше не надеются, что ты выпьешь, а ты теперь используешь пендехо как приветствие, совсем как они. Ола пендехо. Все смеются. Привет, говнюк, привет.