Что увидела Кассандра

За закрытыми палатками и огромной горкой расположилась карусель для малышей, и здесь все останавливаются. Рамон садится на черную лошадь, Мэнни – на белого тигра, а ты – между ними на зеленого дракона с вьющимся колечками хвостом. Хорхе и Луис устраиваются на бурых конях. Худой высокий Луис изгибается, как скрепка, а Хорхе расслабленно садится боком.

– Ке линда, – говоришь ты, потому что карусель и правда красивая. В темноте фигуры животных и рисунки на потолке и стенах кажутся живыми.

– Куидате, – говорит Мэнни, будь осторожна, и рассказывает, как они встретили тут бездомного пса, который рылся в мусоре в поисках еды. Когда Луис попробовал его накормить, пес оскалился и укусил его за руку.

– Ну и отвратный же из тебя получился бы ужин, – говорит Хорхе, и ты смеешься, потому что Рамон и Луис смеются, но теперь переживаешь, что в каждом движении теней прячется голодный избитый зверь. В Пачуке полно дворняг с тонкой облезлой шкурой.

Парни болтают, и ты внимательно прислушиваешься, понимая почти все, что они говорят. Через некоторое время ты начинаешь отключаться, устаешь следить за разговором. Вернувшись в Миннесоту, ты поразишься, сколько всего можешь понять, даже не прислушиваясь, и еще долго не сможешь заставить себя не подслушивать. Твой мозг, отвыкший заглушать английский, будет задавлен речью.

– Ме муэро пор уна чеве, – говорит Мэнни, зажигая сигарету, все соглашаются.

Пиво лежит в багажнике «жука», Мэнни слезает с тигра.

– Я помогу тебе, – говоришь ты, и парни смотрят удивленно. Возможно, они слышат, как бьется твое сердце. – Никогда еще не бухала в Диснейленде. – Ты стараешься звучать спокойно и весело.

– Уна чеве пор ла гринга! – наконец-то их маленькая маскота будет пить.

На обратном пути, когда глаза уже привыкли к темноте, парк кажется куда меньше, и вскоре Мэнни уже помогает тебе перелезть через ограду. Его рука все еще теплая, а твоя вспотела.

«Жук» не закрыт. Он такой старый, что починка замков обошлась бы дороже, чем сама машина. Ты стоишь рядом с Мэнни, пока он роется в багажнике и достает оттуда пару запотевших литровых бутылок. Сейчас, думаешь ты, вот сейчас, но у тебя нет ни малейшего представления, что делать. Как можно его поцеловать, если он – движущаяся мишень? Ты злишься, что он никак не хочет встать спокойно. Тогда ты посмотрела бы ему в глаза, он бы наклонился и поцеловал тебя, и тебе бы не пришлось делать это самой. Тогда ты бы поняла, что он тоже этого хочет.

Но нет, придется все делать самой. Ты идешь назад к забору, держа одну из бутылок. Чуть не упустив момент, хватаешь его за руку, чтобы перелезть, но сжимаешь и не отпускаешь ладонь и не лезешь вверх. Он смотрит на тебя, улыбается и взъерошивает твои волосы, будто ты маленькая девочка.

– У тебя плохо с перелезанием заборов, – говорит он.

– Я знаю, – отвечаешь ты, но не двигаешься с места.

– Нельзя давать забору понять, что ты боишься.

Ты воспринимаешь это как знак.

Он все еще смотрит на тебя, и ты поднимаешься на носочки, направляя свои губы к его рту, боишься закрыть глаза и промахнуться, поцеловать его в подбородок или в нос. Из-за того что твои глаза открыты, ты отчетливо видишь, как до него доходит, что ты собираешься сделать, и он отворачивается к забору, делая вид, что ничего не заметил, а ты встала на цыпочки просто чтобы начать взбираться по рабице.

– Вряд ли я справлюсь с пивом в руках, – говоришь ты, радуясь, что твой голос не дрожит. Ты отдаешь ему бутылку и залезаешь сама, без его помощи. С той стороны забора ты говоришь: – Я пойду найду Марию, – и уходишь, прежде чем он сможет пойти за тобой. Твои глаза горят и наполняются, ты стараешься моргать чаще, чтобы не заплакать, хочешь держать свое унижение под контролем. Если ты заплачешь, все узнают, что произошло.

Ты ищешь Марию на большой карусели, но ее там нет. Может, она вернулась к остальным. Но уже в момент, когда к тебе приходит эта мысль, ты узнаешь, что это не так. Знаешь, что она где-то с Ансельмо и они занимаются сексом, и мысль о том, как двигаются их тела, запускает панику к тебе в легкие, как будто у тебя приступ астмы или ты слишком глубоко затянулась, и ты хочешь найти ее, но не готова увидеть то, что уже и так представляешь в своем воображении, потому что ты трусиха. Может быть, поэтому тебя никогда и не целовали. Может быть, ты так на всю жизнь и останешься пугливой маленькой девочкой.

Ты уходишь от аттракционов и карусели и добираешься наконец к колесу обозрения. Теперь ты мастерица перелезать через заборы. Ты перепрыгиваешь ограждения, вместо того чтобы идти по петляющей пустой дорожке. Кабинка висит в самом низу, и ты ступаешь в нее прямо с платформы, пугаясь, когда она начинает слегка покачиваться. Ты подбираешь под себя ноги, вместо того чтобы ими болтать, на случай если в темноте бродят дикие собаки. Ты смотришь вверх. Ночь ясная, сквозь металлический каркас видны звезды. Ты бы хотела, чтобы колесо заработало и подняло тебя.