Что видно отсюда

Мы наблюдали солнечное затмение с ульхека. Там собралась вся деревня, бургомистр сделал групповой снимок. Когда солнце совсем скрылось, Пальм снял свои очки и смотрел без защиты в самую середину черного круга.

— Что ты делаешь, — испуганно воскликнула Сельма и закрыла Пальму глаза ладонью.

— Очки не пропускают свет, — объяснил Пальм.

— Так в этом же весь смысл, — сказала Сельма.

Поскольку ее искривленные пальцы не смыкались плотно, Пальм хорошо видел сквозь них, а потом вскоре время перешагнуло из одного тысячелетия в другое.

— Надо же, до чего я дожила, — сказала Сельма. — Но если время и дальше так побежит, то я, пожалуй, доживу и до следующего тысячелетия.

«Боюсь, как бы в новом тысячелетии не исчезла сила тяготения», — написала я Фредерику.

Мы праздновали в правлении общины деревни, оптик и лавочник беспрерывно запускали в воздух ракеты фейерверка, сверху наша деревня выглядела как корабль, терпящий бедствие, а позади дома, у туалетов, я спьяну целовала пьяного близнеца из Обердорфа, который работал на почте, я целовала его, несмотря на его плохую карму, и оттого, что от шампанского «Красная шапочка» все кружилось, но я сразу же прекратила это дело, как только он сказал:

— Луиза, да ты просто настоящая ракета фейерверка.

Сила тяготения не пострадала, ничто не стало другим, только в сериале Сельмы ту актрису, что десятилетиями играла Мелиссу, вдруг сменили на другую. Сельма ответила на это сердитым фырканьем. Потом посмотрела на меня и сказала:

— Надо уже что-то делать.

— Что? — спросила я.

— Сходи куда-нибудь с этим приятным молодым человеком, с которым ты училась в профтехучилище. Как бишь его зовут?

— Андреас, — сказала я.

Сельма спросила оптика, что означает enormous population density, и оптик сказал:

— Чрезмерная плотность населения.

Речь шла о Нью-Йорке. Оптик покупал согревающий пластырь для поясницы, поставщик катил свою покрытую серым брезентом каталку к магазину лавочника, а мой отец приехал в гости, он привез мне кривую саблю, которую я передарила господину Реддеру. Близнец из Обердорфа, который не работал на почте, поджег хутор сумасшедшего Хасселя — и его не застукали; а мы с Сельмой долго стояли под деревом у Яблоневого ручья и обсуждали, права ли была Эльсбет, что плющ вокруг древесного ствола — это заколдованный человек, карабкающийся вверх к своему избавлению, и если да, то кто бы это мог быть. Оптик говорил: жаль, что никто в нашем окружении не коллекционирует почтовые марки, у нас теперь столько великолепных марок со всего света, откуда приходят альбомы с видами, и еще от писем из Японии.

На ступенях нашего крыльца я учила кого-то из ребятишек Хойбелей завязывать шнурки, а Фридхельм женился на вдове из Дома самоуглубления; по его настойчивому желанию мы все спели у ЗАГСа О прекрасный Вестервальд, а в ходе свадьбы близнец, который работал на почте, спросил меня, не поцеловаться ли нам еще, пока он временно свободен; а зимой Пальм придумал изобретение. Он шел к Сельме со своими местами из Библии и увидел издали, как она, цепляясь за меня, спускалась по заснеженному склону от нашего дома, то и дело поскальзываясь. Пальм поглядел на это, развернулся и снова ушел. А вечером принес две терки для овощей. Он закрепил их на подошвы зимних ботинок Сельмы при помощи проволоки.

— Гениально, Пальм, — сказали мы.

«Гениально», — написал мне Фредерик две недели спустя, и мы чуть было не похлопали Пальма по плечу, но ведь он не выносил прикосновений.

— Бескрайние дали, — сказал оптик, когда Сельма со своим альбомом из Австралии сидела в кресле и спросила его, что означает vastness.

Сельма катила свой стул-каталку по ульхеку, Марлиз жаловалась на неудачную рекомендацию книг, Пальм цитировал места из Библии, а оптик осторожно спросил, не прошли ли они уже всю Библию от корки до корки.

— Давно, — сказал Пальм, — но ведь каждое место можно интерпретировать на тысячу ладов.

А однажды ночью близнец из Обердорфа, который не работал на почте, влез в книжный магазин.

Он никак не рассчитывал на то, что господин Реддер окажется на месте, что он будет стоять на коленях под кассовым столом, пытаясь подключить модем. Господин Реддер незаметно подкрался к литературе о путешествиях и задержал близнеца из Обердорфа, угрожая ему кривой саблей моего отца, пока не прибыла полиция. После этого случая господин Реддер стал гораздо уравновешеннее, и его брови, которые постоянно пребывали в волнении, тоже успокоились. Господин Реддер стал меньше ругаться, он больше не шаркал ногами вдоль стеллажей, а шагал прямо, как человек, совершивший великое.

«У тебя постоянно что-то происходит», — писал Фредерик, и я писала ему, не обзавелся ли он уже электронной почтой, тогда бы мы могли достигать друг друга моментально, а то у нас так все затягивается, и Фредерик со сдвигом во времени отвечал, что, разумеется, электронной почты у него нет и: «Я, кстати, снова и снова радуюсь, что сила тяготения все еще присутствует. И мы тоже».