Что видно отсюда

Моя мать, начавшая писать стихи, заняла второе место на конкурсе лирики, который проводила районная газета, а охотничья вышка Пальма рухнула, когда Пальма на ней не было; удивительным образом подломились те сваи, которые не были подпилены оптиком. Подпиленные остались стоять навсегда, так надежно их починили Эльсбет и оптик.

Третьему ребенку Хойбелей оптик подарил альбом для марок, а бургомистр умер, у него остановилось сердце как раз в тот момент, когда он хотел закрепить венок на шесте «майского дерева» на центральной площади, и бургомистр замертво упал с лестницы.

— Только не говори мне, пожалуйста, видела ты во сне окапи или нет, — попросила Сельму жена бургомистра.

И Сельма не сказала ей.

— Что значит enchanting oasis towns? — спросила Сельма, держа на коленях альбом с видами Египта, и оптик сказал:

— Пленительные города-оазисы.

Фридхельм шел по деревне, пел и снимал шляпу перед каждым, кого встречал, оптик прятал голову в свой «Периметр» и сигнализировал точкам, что видит их, а мой отец приехал в гости, он привез мне глянцевый постер с венецианской гондолой, такой ужасный постер, что я даже подумала, что это, возможно, куплено и не в Венеции, а в магазине подарочных идей. Господин Реддер дал в кафе-мороженом интервью районной газете, он говорил за порцией Пламенного соблазна о героизме, а я ушла, чтобы Сельма успокоилась, с Андреасом из профтехучилища к итальянцу в райцентр. Потом Андреас пришел со мной в мою квартиру, а поскольку я на это не рассчитывала и заранее не прибралась, на всех стульях и на диване лежали платья и газеты. Андреас хотел сесть в углу на нераспакованный стеллаж.

— Стоп, — сказала я. — Только не сюда.

— Куда же тогда? — спросил Андреас, и я не знала, куда мне его посадить.

Аляске пришлось прооперировать бедро, ветеринар готовил нас к тому, что она может не пережить эту операцию, по той простой причине, что она теоретически не могла столько жить, сколько жила, и вечером перед операцией я написала Фредерику: «Все прошло хорошо, Аляска прекрасно выдержала операцию и уже снова хорошо себя чувствует». В день операции мой отец звонил каждые полчаса, как нарочно с Аляски, чтобы спросить, есть ли уже какие-то новости, и перестал только тогда, когда мы сказали, чтобы не занимал линию, потому что мы ждем звонка от ветеринара.

Аляска не умерла. Она начала следующую из своих бесчисленных жизней, не умирая в промежутках, и, когда я на Рождество положила перед дверью Марлиз кусок жаркого и уже было повернулась уходить, она с грохотом отомкнула свои пять замков и приоткрыла дверь на щелочку.

— Как звали того, который сказал, что всем людям лучше всегда оставаться дома? — спросила она.

— Блез Паскаль, — сказала я.

— Нет, другой.

— А, — сообразила я. — Тогда доктор Машке.

Лавочник обзавелся кофейным автоматом и вывесил на двери ажурную подложку для торта, на которой написал: Кофе с собой, но вскоре снова снял ее, потому что никто не хотел такого кофе.

— Куда же я пойду с этим кофе? — спросила жена покойного бургомистра.

В сериале Сельмы Мелисса изменила Мэтью с его сводным братом Брэдом. Такого Сельма никогда бы ей не простила. И хотя я не знала, куда мне посадить Андреаса, мы с Андреасом стали парой, так уж вышло. И вышло так, что я — сразу после того, как впервые поцеловала Андреаса, — написала Фредерику, что познакомилась с очень приятным человеком, за которого, возможно, выйду замуж, и я разозлилась, что Фредерик, который обычно отзывался на все, в следующем письме вообще не затронул Андреаса, он писал про мох на крыше, про работу на поле, про медитацию, про гостей монастыря, и только в самом конце, в самом низу на обратной стороне листка добавил: «P.S.: Ах да, прими мои поздравления, кстати».

Андреас был очень приятный человек, все это находили, у нас были общие интересы, это тоже все находили, поскольку Андреас ведь тоже занимался книжной торговлей, и если кто-то спрашивал, что теперь с Фредериком, я отвечала, что ну вот, не получилось.

— Не надо выискивать себе приключения, для которых ты не создан, — сказала я.

— Я не это имел в виду, Луиза, — сказал оптик.

После очередного приезда моего отца господин Реддер долго рассматривал стену над литературой о путешествиях. Там висели пригвожденный Будда, марокканская маска, цепочка с большим гренландитом, ковер из Лимы, табличка с номером дома из Нью-Йорка, вставленная в рамку майка с надписью Hard Rock Café Peking, кривая сабля, кельтский крест, чересседельная сумка, чилийский колдун, вызывающий дождь, постер с венецианской гондолой, диджериду.

— У нас теперь куда больше декораций для литературы о путешествиях, чем самой литературы о путешествиях, — сказал господин Реддер.

Он спросил меня, могу ли я себе представить, что возьму книжный магазин на себя, если его самого когда-нибудь не станет.

— Но вы же есть, — сказала я, и через две недели Фредерик написал мне: «А это хорошее предложение, но хочешь ли ты этого на самом деле? Я ведь думаю, что ты вообще-то создана для семи морей».