Спустя три адски долгих часа этот тип достал откуда-то – та-дам! – маленькое зеркальце, чтобы я могла увидеть свой затылок, и я сказала, что получилось «просто классно». Я великодушно его поблагодарила, щедро дала на чай – а потом отправилась в туалет рыдать над своим ужасным отражением. Потом за мной заехала Лорен, чтобы вместе посидеть за ланчем. Увидев, насколько я расстроена, она держалась поначалу очень деликатно. Для начала она сказала мне, что выглядит все это вообще не так и плохо и что образ Рода Стюарта – на самом деле далеко не худший источник вдохновения для осенне-зимних дефиле… А потом в ней запустилась на полных оборотах
Внезапно мне делается как-то грустно: как все это, кажется, было давно!
На сей раз я даже не сказала Лорен, что собираюсь нынче в парикмахерскую, – равно как ни словом не обмолвилась о нашем с Уиллом спонтанном решении устроить себе мини-отпуск. Обычно я посвящала ее в каждую мало-мальскую подробность своей жизни – а теперь вдруг испугалась, что она ужасно рассердится на меня из-за того, что я вырвала для себя целый вечер из ее списка «самых важных дел».
Возвращается официант, неся перед собой первое блюдо из дегустационного меню. Выглядит это как кругляшок дохлой медузы, а на вкус – как я и говорила! – трава травой. Я говорю «спасибо» официанту, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на русский диалект. В роскошных дорогих отелях вроде этого я всякий раз отчаянно пытаюсь заделаться под «Красотку», дабы пережить давление тамошней богатой обстановки. Норовлю убедить там всех и каждого, что Уилл – мой богатенький клиент и я туда явилась по его распоряжению.
О-о, а может, мне имеет смысл прикупить себе белый парик?
Я поворачиваюсь спросить Уилла, готов ли он попозже в баре разыграть сцену с сексуальным незнакомцем, – но обнаруживаю, что он задумчивым туманным взором глядит через зал ресторана. В нескольких столиках от нас расположилась какого-то издерганного вида семейная пара. Оба они приглушенно шипят друг на друга и постоянно порыкивают на своих двоих детей, чтобы те «наконец заткнулись и сели спокойно за стол, черт бы всех побрал». А дети тем временем носятся вокруг стола, пытаясь ткнуть один другого ножом для масла.
– Клевые какие, да? – как-то странно улыбается он мне.
– М-м-м, – отзываюсь я как можно неопределеннее, набрав полный рот «медузьей» массы и чувствуя, как по хребту у меня ползет холодок. Сперва это «недопредложение», теперь… Что вообще это было? Неужто Уилл подумывает о детях? Вот уж это совершенно не мое! Дети настолько далеко за пределами моего радара, что на днях, оказавшись в метро, я подумала, что на платформе в нескольких шагах от меня ждет поезда компания гномов. Мой мозг далеко не сразу распознал в них группу младших школьников.
– Слушай, а может, потом, – говорю я, чтобы отвлечь Уилла, – закажем что-нибудь в номер из «Макдоналдса»? У них же есть теперь доставка. А?
Он смешливо фыркает:
– Неужто тебя совсем не будоражит перспектива следующего блюда – жирной багровой гусеницы на тарелке?
И мы дружно смеемся. Мы вообще сегодня смеемся очень много – не каким-то шуткам, а просто оттого, что нам очень хорошо и радостно оказаться здесь вдвоем.
Уилл подается ко мне ближе и берет меня за руку.
– Мне так тебя все это время не хватало, – внезапно говорит он, и я чувствую, как с меня словно сваливается тяжесть последних пары месяцев.
– И мне тебя тоже…
Глава 12
Я протягиваю руки вперед, к длинному, во всю стену, зеркалу, ощущая, как все прочее в моей жизни постепенно вытесняется, сходя на нет. Предупреждение о выселении нашей «Лиги старых перечниц»; в высшей степени безумные глаза Лорен всякий раз, как я ее вижу; разноцветные уведомления из банка – все это медленно уплывает из сознания прочь.
Я на утренних занятиях йогой – и это совершенно изумительно! Это мое прибежище, мой тихий приют, как ни жалко звучат эти слова. На йогу я хожу уже два года, как минимум два раза в неделю, а когда есть время – то и чаще. Чего в последние месяцы как-то не получалось.
Это что-то вроде клизмы для мозгов: по крайней мере, на тот час, что я здесь нахожусь, из них напрочь вымывается вся ненужная мне дребедень и вычищаются все неприятности. Пока я нахожусь в этом помещении, для меня ничто на свете не важно, кроме моих небесконечных конечностей да еще пота, обтекающего лицо и заливающегося в рот, что, да, согласна, на самом деле довольно противно.
И все же ощущения при этом – потрясающие!