Что за рыбка в вашем ухе?

В языкознании считается аксиомой, что носитель языка полностью им овладел, и наоборот, свободное владение языком означает, что вы знаете его на уровне носителя. Несмотря на очевидный факт, что носители языка пользуются им бесконечно разными способами, имея зачастую совершенно разный словарный запас и разные привычки в отношении стиля, произношения и так далее, мы исходим из предположения, что только носители, допустим, английского знают английский в совершенстве и только носители могут судить о том, владеет ли кто-то их языком как родным.

Наблюдая за другими и за собой, мы знаем, что носители языка тоже делают грамматические и лексические ошибки, а время от времени не могут подобрать нужные слова. Сейчас принято считать, что оговорки и затруднения в речи носителей языка сами являются частью того, что мы называем свободным владением языком. Преподаватели иностранных языков хорошо понимают, какие ошибки характерны для изучающих язык, а какие – для носителей этого языка. И носитель любого языка различает в речи других людей некоторые ошибки, которые явно указывают на то, что язык для говорящего не родной. Но давайте отложим в сторону все эти практические различия между родным и неродным языком. Использование слов материнский и родной в связи со свободным владением языком, который мы называем своим, порождает другие, гораздо более сложные вопросы.

Материнскому языку не обязательно учиться у матери. С тем же успехом ему можно научиться у братьев и сестер, няни или соседских детей. Для нормального развития человека важно лишь, чтобы в детстве в его ближайшем окружении был какой-нибудь язык, потому что ребенок не может изобрести язык сам, без информации извне. Первый язык мы усваиваем из тех источников, которые доступны нам в детстве. Одни дети делают это быстрее, другие медленнее, у кого-то словарный запас больше, у кого-то меньше, но все дети обычно достигают уровня, необходимого для общения, в довольно узкий промежуток времени – от года до трех. Однако язык, которым мы овладели в этот ранний период своего развития, в будущем может и не стать самым привычным для нас языком. Многие не очень хорошо владеют тем языком, которому научились в раннем детстве. Формальное образование часто замещает язык детства тем языком, который становится средством повседневного общения во взрослой жизни.

С тех пор как в VI–VII веках латынь исчезла из разговорной речи и до времен Декарта, Ньютона и Лейбница, ни одна мать не разговаривала на латыни со своим ребенком и ни один ребенок не рождался в семье, говорящей на латыни. Однако на протяжении более чем тысячелетия в христианской Европе образованные юноши из высших слоев общества изучали латынь. В течение всего этого долгого периода именно латынь была для образованных европейцев языком размышлений, официальных выступлений и создания текстов в самых разных сферах деятельности: дипломатии, философии, математике, естественных науках, религии. Язык изучали посредством письменных занятий, а в школах, монастырях, церквях, канцеляриях, судах на нем говорили, используя устную форму письменного языка. В то время, когда латынь была основным средством общения, у всех говоривших на ней был по крайней мере еще один родной язык, но эти разговорные языки не использовались для сложных рассуждений. Однако если существует четкое различие между языком, выученным от матери, и тем, на котором наиболее эффективно общались высокородные мужи в Западной Европе между 700 и 1700 годами нашей эры, то сами понятия материнского языка и носителя языка нуждаются в пересмотре.

Примеры различий между первым выученным языком и рабочим языком можно найти почти повсюду. В моей собственной семье таких примеров несколько. У моего отца первым языком был идиш – язык его матери и окружения в лондонском Ист-Энде лет девяносто назад. Пойдя в школу, он овладел английским. Нет никаких сомнений, что очень скоро он научился пользоваться английским намного свободнее, чем материнским языком. Точно так же мать моих детей в детстве говорила по-венгерски, но, переехав в пятилетнем возрасте во Францию, выучила французский. В обоих случаях материнский язык не был потерян. Декарт, Ньютон и Лейбниц тоже повседневно разговаривали на своих родных языках: французском, английском и немецком соответственно.