Что за жизнь у нас такая?

– Нина Кузьминична, дорогая, – медленно ворочая пересохшими губами и непослушным языком, обратилась пожилая женщина, – в записной книжке телефоны детей. Вы позвоните, аккуратно сообщите где я, а то они будут волноваться . . .

Любовь Владимировна попыталась приподнять голову.

– Лежите, лежите, я все сделаю. Вот дождусь когда они вас в палату определят и пойду звонить . . . Не беспокойтесь . . .

На следующий день сначала примчалась взволнованная Полина и прямо с порога затараторила на всю палату:

– Мама, мамочка, как же так? Я ведь тебе звонила, почему ничего не сказала об этом треклятом замке? Решили бы проблему. Зачем нужно было доводить себя до больничной койки? Что у тебя детей нет? Позаботиться некому? Почему, почему ничего не сказала . . . – Голос ее дрожал, по разгоряченным, пылающим от возбуждения щекам текли слезы. Любовь Владимировна тоже захлюпала носом не понимая почему: то ли из солидарности с дочерью, то ли из чувства благодарности за сопереживание и заботу, то ли из-за того, что все обошлось, и она еще поживет на белом свете.

Педантичный Юрка припожаловал в часы для посещений, принес целый пакет разных вкусностей и по донжуански угощал соседок по палате. Он не выговаривал матери претензий, не сочувствовал, не упрекал. Просто сказал:

– Ну, ты даешь . . . Пожалуйста, больше без самодеятельности . . .

Уже под самый занавес опять появилась Нина Кузьминична. Восторженно радостная плюхнулась на стул рядом с кроватью и тут же вынула из сумки темно фиолетовую, довольно объемную книжку:

– Я вам, Любаша, принесла рассказы Михаила Зощенко. В вашем состоянии нужно много положительных эмоций. Зощенко как нельзя лучше поспособствует этому. Знаете, здесь много просто уморительных рассказов. Очень, очень рекомендую.

– Большое спасибо. Действительно, лучше читать, чем мучиться от безделья. – Больная женщина благодарно положила книгу на тумбочку.

Довольная результатом, Нина Кузьминична оглядела палату с нескрываемым любопытством. Из пяти кроватей находящихся в палате заняты были три, две разобранные постели, накинутые одеялами, пустовали.

– Интересно, я второй раз за день прихожу и каждый раз эти две кровати пусты. У вас есть настолько продолжительные процедуры, что люди получают их по пол дня?

Рядом скрипнула кровать и недовольный голос пожилой, упитанной соседки пробубнил:

– Как же. У нас и процедур то нет. Засандалят укол, таблетку сунут – вот и все лечение.

Неугомонная посетительница заинтересованно спросила:

– Куда девались больные? Может на телевизор пошли?

– Как же. У нас и телевизора то нет . . . Здесь особые порядки . . . Эти двое, – она кивнула на кровати, – из медиков. Они «своих» определяют в палаты для обследования там, на профилактику или лечение. Те с утра поприсутствуют на обходе, получат лечение и с обеда уходят домой.

– Как же так? – обалдела Нина Кузьминична. – Старую женщину, без сознания, в угрожающем состоянии держали в проходном коридоре, в то время как в палатах есть свободные места. Зачем определять на постоянное нахождение в стенах отделения? Пусть бы приходили, эти самые, медики, лечились и отваливали домой. Зачем дефицитные места занимать?

– Порядки у них такие . . .

– Надо бороться с этими порядками . . .

– Знаете, дамочка, – посоветовала соседка, – если вы желаете добра своей больной подруге, лучше не вмешивайтесь. Исправить – не исправите, только навредите ей.

Нина Кузьминична не надолго задумалась.

– Что за жизнь у нас такая? Жили, работали, а пришла старость – никому не нужны. Живем каждый за себя, ни выручки, ни понимания нет. Говорят, в Совдепии плохо жилось, хают ее бедную. Так ведь такого равнодушия и злобы не было. Людей замечали. Власть имущие и в те времена на себя одеяло тянули, но не так нагло, не так бесчеловечно. Теперь хоть последнее сними с себя, а «в лапу дай» или вставай «под ружье»: выбивай по кабинетам свое, законное. По доброму, по хорошему ничего не понимают. Человеческий язык забыли. Если слабый, беззащитный, – издевайся, топчи его. Ведь с колен никогда не встанешь. Понимают только скандалы, ругань, хамство. Законную услугу, за которую зарплату получают, нужно вырвать. Втридорога стариков обирают, а ведь у самих отцы-матери есть. Как же так? Что же с людьми происходит?

Любовь Владимировна пожав плечами, потупила глаза. Соседка по кровати, кряхтя, укрылась и отвернулась к стенке, третья, из находящихся в палате, зашаркала на выход. Им все же предстояло здесь лечиться.

Зато жена молодая . . .