Что забыла Алиса

– Смотри, Том, смотри – полиция! – вскричала Алиса, когда мимо них проехала полицейская машина, сверкая синей сиреной. – Тара-тира, тара-тира!

Она обернулась, ожидая увидеть на заднем сиденье взволнованную маленькую мордашку, и поняла, что в машине она одна, а Том уже вырос и перестал интересоваться полицейскими машинами. И вообще, она совсем не помнила его ребенком.

Эти неожиданные воспоминания – воспоминания ли? – теперь всплывали у нее в голове каждые несколько минут. Это было похоже на надоедливый нервный тик. Вот сейчас, на утреннем перерыве семинара Элизабет, она увидела, как один из мясников взял два шоколадных бисквита сразу, и еле удержалась, чтобы не схватить его волосатую лапищу и не сказать: «И одного хватит!»

Она часто ловила себя на том, что уверенно идет куда-нибудь, скажем в кабинет, в кухню или прачечную, но, оказавшись на месте, не может понять, для чего она здесь. Как-то она перешла дорогу, проследовала почти до середины подъездной дорожки к дому, где жила Джина, ни с того ни с сего остановилась и произнесла: «О…» Или она брала телефон, набирала номер и тут же бросала трубку, не имея ни малейшего представления, кому собиралась звонить. Однажды, дожидаясь детей, она вдруг заметила, что раскачивает сумку, как ребенка, баюкает ее и напевает мелодию, которую не могла узнать. «Ну-ка… Ложку за папу, ложку за маму!» – сказала она за обедом, покачивая ложкой с едой перед ртом Оливии.

– Мамочка, дорогая, а ты, случайно, не тронулась немножко? – произнесла дочь, сделав большие глаза.

Воспоминания теперь возвращались к ней в любой момент. Она научилась чувствовать их приближение: в голове все плыло, в горле щекотало, как в начале простуды. Она только не могла решить, сопротивляться этому или приветствовать.

Сейчас она ехала с семинара Элизабет в школу: была ее очередь помогать в школьной библиотеке. Видимо, она делал это каждый четверг, и это была большая любезность с ее стороны.

По дороге она думала об Элизабет, о том, как уверенно та стояла на сцене, говорила со своими мясниками, как заставляла их смеяться, как подсказывала, что делать. Она очень естественно смотрелась с микрофоном. Она была самой собой. Так знаменитости непринужденно держатся с журналистами, которые берут у них интервью, как будто на них не направлены никакие камеры. И все же, когда Элизабет разговаривала с ней в перерыве, она не могла избавиться от ощущения, что сестра притворяется и перед ней не настоящая Элизабет. Что на сцене она больше была собой, чем когда говорила с Алисой.

Алиса так и не сумела поговорить с ней о неудачном цикле ЭКО. Она позвонила сестре накануне, вернувшись домой с вечера семейных талантов, но Бен сказал, что Элизабет смотрит свое любимое телешоу, и попросил перезвонить, когда оно закончится. Она так и не перезвонила и уж тем более не стала поднимать эту тему в рабочее время сестры. Было смешно, но она понятия не имела, что творится у той в голове. Не могла даже догадаться, что переживает сейчас Элизабет. Сердится ли она? Опустошена ли? Надоело ли ей все до самой последней степени?

Она попробовала позвонить сегодня вечером, но времени для этого найти было почти невозможно, потому что требовалось развезти всех детей по их делам, помочь им сделать уроки. Сколько уроков! У Алисы даже голова заболела. Она прямо застонала, когда Том вчера вытянул из ранца целую кипу тетрадей, и надо признать, это было не очень профессионально с ее стороны. А еще приготовить ужин, вымыть тарелки, сделать каждому по завтраку, уговорить их не спорить из-за компьютера и телевизора. К ночи у нее просто не осталось сил.

В 2008 году времени уже не хватало. Оно стало ограниченным ресурсом. В 1998 году дни были гораздо более вместительными. Когда она просыпалась утром, день расстилался перед ней, как длинный коридор, по которому можно долго-долго идти, останавливаясь в понравившихся местах. Теперь же дни совсем ужались. Не дни, а какие-то ошметки времени. Они свистели мимо нее, как машины на автогонке, – фьють, и нет! Когда она вечером залезала под одеяло, ей казалось, что всего несколько секунд назад она откинула его, чтобы начать очередной день.

Может быть, так было потому, что она не привыкла к такой жизни – одинокой матери с тремя детьми.

Теперь она делала все по-другому, стараясь замедлить бег времени. Ей казалось, что новой Алисе, с этим резким голосом, некоторые перемены не понравились бы.

– Не хочу я на эту скрипку… – заныла Оливия, когда Алиса вчера забирала детей из школы.

И Алиса, не подозревая, что дочери нужно идти на урок музыки, безмятежно отозвалась «Ну и ладно» и потащила всех троих к Дино. Они уселись за круглым столом, взяли по горячему шоколаду и переделали все домашние задания, а Дино даже помог Тому решить примеры.

Кто-то позвонил и раздраженно сказал Алисе, что за пропущенный урок все равно придется платить, потому что она не предупредила об отказе за сутки.

– Ну хорошо, я заплачу, – безмятежно согласилась Алиса, и трубка ответила потрясенным молчанием.