Алиса обнаружила их в самом дальнем углу гаража. Джордж лежал на боку, словно его пинком свалили с ног. По морде льва, некогда исполненной достоинства, шли пятна зеленой плесени, отчего у него был пристыженный вид, как у старика, который размазал еду по лицу. Милдред сидела на полке, рядом со старыми горшками, поставленными горкой один в другой. Из лапы у нее торчала стружка, и смотрела она грустно и устало. Оба были неимоверно грязны.
Алиса перетащила их на заднюю веранду и принялась отмывать раствором отбеливателя, как посоветовала соседка, миссис Берген. Старушка страшно обрадовалась, что Алиса отказалась от мысли о многоэтажном строительстве, и опять начала с приветливой улыбкой махать ей при встрече и напоминать, чтобы она непременно присылала к ней своих детей играть на пианино в любое время, когда им только захочется. «Нам уже не
Барб предложила в первый же свой свободный день взять Мадисон и поездить с ней по магазинам. «Не волнуйся, баловать ее не буду, – пообещала она Алисе. – Никаких новых тряпок, ничего такого. Вот если только она найдет что-то совсем особенное, тогда отложу до ее дня рождения».
Отмывая львов, Алиса раздумывала, будут ли они теперь выглядеть так же? Не поздно ли? Не испортили ли их безвозвратно годы забвения?
А у них с Ником будет ли все точно так же, как было? Не наросла ли на них обоих грубая кора из ссор, предательств, грязных слов, не закрыла ли наглухо все, что в них когда-то было нежного, хорошего?
Да если и так… Они все отмоют, отскребут до идеальной чистоты. Все будет просто отлично. Как новое! Она так яростно скребла гриву Милдред, что от усердия стиснула зубы.
Зазвонил телефон, и Алиса не без радости отложила губку в сторону.
Это был Бен. Голос его по телефону звучал глубоко, медленно, очень по-австралийски, словно с ней говорил кто-то из глубинки. Он рассказал, что целые сутки Элизабет просидела в кровати, не отрываясь от телевизора, громко протестуя каждый раз, когда он делал попытку его выключить, и что он не знает, насколько у него еще хватит терпения.
– Она, должно быть, очень расстроилась оттого, что последнее ЭКО оказалось неудачным, – ответила Алиса, глядя на холодильник, где на магнитах висели фотографии детей и школьное расписание, и очень желая хоть как-нибудь помочь сестре.
В трубке на мгновение стало тихо, а потом Бен сказал:
– Нет, тут другое. Я точно знаю. Мне звонили из клиники, подтверждали вызов на ультразвук. Она забеременела…
Я слышу, как в соседней комнате он звонит Алисе. Я взяла с него слово не говорить ни единой душе, что я беременна.
Так и знала, что он его не сдержит. Болтун!
Ты не представляешь, как меня все бесят. Он сам. Его мать. Моя мать. Алиса. Ты, Джереми. Я вас всех терпеть не могу. Даже не знаю почему.
Вероятно, потому, что все вы мне сочувствуете, жалеете, понимаете, а больше всего – из-за того, что надеетесь. Потому что мне все уши прожужжали: «Ну, теперь-то точно!», «У меня хорошее предчувствие!».
Ярость во мне ходит тяжелыми темно-красными волнами. Я представляю, что катаюсь на них. Наверное, нечто подобное испытывают при родовых схватках. Тошнит, ноет грудь, во рту какой-то непонятный привкус, нам это уже так знакомо, и я не могу пережить это еще раз, не могу, не могу!
А больше всего меня выводит из себя, что, хотя я говорю, верю и точно знаю, что потеряю и этого ребенка, как и всех предыдущих, я слышу также, как внутри меня шепчет тихий радостный голос: «А вдруг…»
Алиса ехала к Элизабет.
Пришлось воспользоваться указаниями Бена, потому что ни одна улица в этом районе не казалась ей даже смутно знакомой. Может, она редко бывала у Элизабет? Ну да, ей ведь вечно было некогда… Некогда, некогда, некогда…
Они жили в доме из красного кирпича, перед которым расстилался ухоженный газон. Окружение было семейное. Во дворе соседнего дома стояли детские качели, и женщина, остановив свою машину, отстегивала ремни, державшие ребенка в детском кресле. Алиса подумала, что десять лет назад ее улица выглядела так же.
Как только Бен открыл дверь, послышался громкий звук телевизора. «Она хочет, чтобы он работал на всю катушку, – предупредил ее Бен. – Будь готова. Если пробуешь выключать телевизор, она чувствует себя как загнанный зверь. Меня это просто с ума сводит. Вчера вечером я даже в другую комнату ушел. Не знаю, спала она сегодня хоть минуту».
– Как ты думаешь, что это такое? – спросила Алиса.
– Наверное, боится, что снова потеряет ребенка. – Бен пожал своими по-медвежьи огромными плечами. – Честно-то говоря, я тоже боюсь. Почти обрадовался, когда узнал, что анализ крови отрицательный.
Алиса прошла за Беном через дом – очень аккуратный, опрятный и холодный; нигде никакого беспорядка – в спальню, где в кровати сидела Элизабет, с пультом от телевизора в одной руке и тетрадкой с карандашом в другой.