Что же тут сложного?

– Бой-баба. Из нее же ответ клещами не вытянешь. Как тебе это удалось?

– У меня свои методы, Ватсон. Я ей сказал, что ты меня пригласила на рождественскую вечеринку в качестве своего кавалера, а я забыл…

– Откуда ты узнал про вечеринку?

– Долорес сказала.

– Значит, в качестве кавалера? То есть ты объявляешься семь лет спустя и как ни в чем не бывало рекомендуешься моим кавалером? Почему же ты тогда не ответил на мое письмо?

– Потому что то, что я хочу тебе сказать, нужно говорить при личной встрече.

– Кейт. – Снова зовут. Господи боже мой.

– Элис. Ну как тебе… э-э-э…

– Женский сортир? Спасибо, отлично. Сортир как сортир. Для женщин. Здравствуйте, – она протягивает Джеку руку с алыми ногтями, – меня зовут Элис.

– Элис. А я Джек. – Он берет ее ладонь двумя руками. Я-то всего-навсего упала в обморок, а Элис тает, словно у открытого огня.

– Так вы знакомы? – спрашивает она, имея в виду не знакомы ли мы вообще, а насколько близко.

Я отвечаю с деланой беззаботностью:

– Да, мы общались несколько лет назад, в смысле, нам доводилось встречаться.

Джек, ради бога, выручай. Дева в беде, где мой рыцарь?

– Я был потенциальным клиентом банка, в котором работала Кейт, – поясняет он. – Она была очень убедительна.

– Да уж, – соглашается Элис. – Кейт может уговорить кого угодно на что угодно.

– Потом мы время от времени с ней общались, а тут я приехал в Лондон и решил зайти поздороваться. Посмотреть, как ей работается на новом месте.

– Яяяяяяясно. – Элис переводит взгляд с меня на Джека. – И с тех пор вы жили долго и счастливо.

Я подношу к носу пустой стакан, вдыхаю оставшийся запах, точно океанский бриз. Джек рядом со мной спокоен, как море в штиль. Меня так и подмывает уцепиться за него. Или уплыть на нем – и то и другое было бы прекрасно.

– В общем, да, – наконец произносит он.

– И с какого же именно момента? – спрашивает Элис.

Джек кивает, обдумывая ответ, смотрит на меня, потом на Элис и говорит:

– С этого самого. – Снова берет ее за руку. А меня? – Рад был с вами познакомиться, Элис. Красивое платье. Шикарная вечеринка. Вы не обидитесь, если мы вас оставим? Идем, Кейт. Кейт?

Я смотрю на Элис. Она поднимает брови.

– Элис, я… я…

– Кейт, иди уже. Пока есть такая возможность.

– Но…

– Никаких “но”. – Она глядит поверх моего плеча. – А то к нам направляются Джей-Би с Харви. По второму кругу. Иди уже.

В итоге это я хватаю Джека за руку, а не он меня, и мы сматываемся, точно двенадцатилетние подростки, которых застукали, когда они курили за сараем для велосипедов. На ходу оборачиваюсь к Элис:

– Увидимся на работе!

– Надеюсь, что нет. – И молодая женщина, которая боится, что ее не любят и никогда уже не полюбят, провожает взглядом женщину постарше, которая боится того же, но решилась попытать счастья.

“Я не знаю, как ей это удается. Но знаю, зачем она это делает”, – думает Элис.

19. Coitus interruptus [81]

23:59

Секс. Не волнуйся, Кейт, ты все вспомнишь. Ничего сложного тут нет. Это словно кататься на велосипеде. Нет, о велосипедах мне сейчас думать совсем не хочется, как и о велоэкипировке Ричарда в кладовой. Мы поднимаемся в лифте на десятый этаж отеля, и в голове у меня всплывает строчка из книги: “Знакомство – вот это неловко; все это многословие и смущение за обильным возлиянием, а потом тела обнажаются, обнаруживаются скрытые родинки и морщинки, как непонравившиеся подарки на Рождество”[82]. (Рой, кто это написал?)

Единственный человек, кроме Роя, кто наверняка ответил бы, откуда эта строчка, стоит рядом со мной в лифте, уткнувшись лицом мне в шею и крепко меня обняв. Я не могу спросить у Джека, не узнает ли он, часом, цитату, потому что он сразу же догадается, как я нервничаю. Нервничаю из-за того, что, увидев меня голой, он будет жестоко разочарован, я и есть тот непонравившийся подарок на Рождество, мы так долго ждали этого момента, и тут вдруг выяснится, что мы оба уже не первой молодости. Я воображала нас любовниками с гладкой кожей и упругой плотью, которые, изголодавшись, уверенно и радостно набрасываются друг на друга, но за те тревожные секунды, что лифт ехал наверх, внушить себе этот образ оказалось невозможно.

Когда я впервые увидела Джека в Нью-Йорке, то подумала: интересно, каково это – почувствовать всю эту силу внутри меня? Подумала ни с того ни с сего. И тут же вспыхнула от этой мысли. Он заметил мой румянец и рассмеялся. Он догадался, бьюсь об заклад, он обо всем догадался. Со мной никогда еще такого не было. Чтобы мы с мужчиной были знакомы от силы сорок минут, а тело мое уже пересилило разум и всяческие сомнения. Кажется, впервые в жизни меня подкосила страсть – то есть буквально поставила на колени. Я привыкла считать себя уравновешенной и спокойной, но Джек обращался напрямую к моему телу, и оно согласилось, даже не посоветовавшись с рациональным центром в мозгу, тем самым, которому обычно доверяют править кораблем. “О, капитан! Мой капитан!”[83]