Что знает дождь

— Но ты же там работал. На кухне наверняка болтали.

— Болтали. Разное, — Захар перестал улыбаться. — Обо всех болтают.

Он встал, собрал со стола грязную посуду и включил воду, развернувшись ко мне спиной.

Вечером мы пошли гулять. И неожиданно встретили у подъезда соседку.

— Как дела, милая? — остановилась она.

— Хорошо, — улыбнулась я.

Она кивнула в ответ, а потом удивлённо уставилась на Захара:

— Как ваша нога?

Он замер, словно хотел спросить: «Нога?», но потом вспомнил:

— А, нога! Спасибо, хорошо, — и потянул меня за руку, давая понять, что нам пора идти.

— Ну вот и славно, — махнула нам вслед Мария Кирилловна. — А то уж вы так хромали.

Я слышала, как за спиной хлопнула дверь подъезда.

— У тебя болела нога? — удивилась я.

— Да, ерунда. Споткнулся на ступеньках, подвернул ногу, ну и хромал немного, пока поднимался, а она спускалась навстречу, увидела. Я уже и забыл о том случае. А эта старушка из какой квартиры?

— Из соседней. Где невыносимо скрипит дверь.

— Да? Может, помочь ей с дверью? Смазать петли?

— Может. Спроси.

Спроси — и тебе соврут.

Я пожала плечами, и сама не зная, что меня насторожило: испуг в его глазах, то, как он побледнел, когда соседка его узнала, или как заторопился, уводя меня прочь от разговоров и расспросов. Он обнял меня за плечи, развернул запястье и шепнул:

— Что ты хочешь знать об этой татуировке?

— Всё. Это ошибки молодости? Первая любовь? — оживилась я. — Расскажи мне!

— Это не то, о чём ты думаешь, — улыбнулся он и прижался губами к моим волосам…

— Нет, спасибо! Пожалуй, воздержусь от знакомства с твоим котом, — ответила я Оболенскому.

Встала и пошла в туалет — застирать платье.

Я включила воду и смотрела на себя в зеркало над раковиной, когда щеколду выбили и дверь с грохотом распахнулась.

В проёме стоял Урод, и знакомое выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Глава 38

— Тогда продолжу твоё знакомство с тем, с кем ты уже знакома, — улыбнулся он, закрывая за собой дверь.

В узком пространстве деться мне было некуда и защищаться нечем.

Да я и не умела от него защищаться. И он пресёк мои малейшие попытки:

— Делай, что говорю, и твой Захар не пострадает.

Он задрал платье, подхватил меня за задницу и посадил на полку у раковины.

Встал между ног. Расстегнул брюки.

А я поймала себя на том, что смотрю не на его торопливо оголяющие член руки. Не на ставшее ожесточённо-сосредоточенным лицо, не на грудь, что вздымалась от частого дыхания, не на жадно хватающий воздух приоткрытый рот — я смотрю на шею. Я всегда смотрю на его шею. Когда, отодвинув в сторону полоску трусиков, он в меня вошёл, она выгнулась, обнажив кадык, я выпрямила беспомощно согнутые руки, что всегда держала прижатыми к себе и положила ему на плечи. Положила, скрестила, ткнулась лицом в его чёртову шею, закрыла глаза и вдохнула его запах.

Вздохнула, чтобы не выдыхать. Чтобы спрятаться в вороте его рубашки. Захлебнуться в его неукротимом желании. Утонуть в его одержимости. Пойти ко дну, подхватив его ритм, подчиниться его рукам, потеряться в его дыхании и стать с ним чем-то одним. Единым. Неделимым.

Желанием, терпким и неистовым.

Удовольствием, сладким и проклятым.

Опьянением, тягучим и запретным.

Я не застонала, я скорее всхлипнула и кончила, подаваясь к нему, подтягивая к себе.

Любя и ненавидя.

Боготворя и проклиная.

Слабая. Падшая. Павшая. Порабощённая и поработившая.

Его.

Его навсегда.

Урод тяжело дышал, упираясь в стену лбом и прижимая меня к себе.

— Ненавижу тебя, — выдохнула я.

— Я знаю, — тихо засмеялся он.

Разжал руки. Поднял моё лицо за подбородок. Наверное, хотел что-то сказать, но только покачал головой, глядя на меня.

— Выходи, — кивнул он на дверь. Отошёл в сторону.

Трахнул и выгнал. Блеск!

Я схватила сумку и выскочила.

И ещё на ходу поправляла платье, когда меня вдруг окликнули.

— Настя?

Я подняла глаза. О, чёрт!

Глава 39

— Ты что здесь делаешь? — таращилась на меня Оксанка.

— А ты? — сглотнула я.

— Я, вообще-то, здесь работаю, — смерила она меня взглядом с ног до головы.

— Т-ты не говорила, что работаешь… здесь.

И я не успела ещё как-то логично объяснить своё тут появление. И как-то убедительно оправдаться за мокрое мятое платье, когда из туалета вышел Оболенский.

Оксанка изменилась в лице.

А я… я хотела провалиться сквозь землю.

Сука! Он же знал. Он точно знал, что Оксанка здесь работает. И когда она придёт.

Урод улыбнулся, раскланялся и ушёл. Просто ушёл.

В гробовой тишине хлопнула дверь.

— Он вышел из туалета? — приподняла брови Оксанка оглянувшись.

Да, твою мать! Да твою же мать! Здесь один туалет для посетителей.

— Мирон! — заорала Оксанка.

На её крик из подсобки выглянул хозяин кафе.

— Там замок в туалете сломали. Отправь кого-нибудь починить.

— Опять? — покачал головой Мирон. Махнул мне рукой приветствуя. — Ладно, я сейчас.

— Это не то, что ты думаешь, — выдохнула я, когда он ушёл.

— А я думаю, это именно то, — покачала головой Оксанка и, хмыкнув, скрылась за дверью служебного входа.

Наверное, мне надо было уйти. Без объяснений. Без оправданий.

Но я не могла.

Я села за тот же столик: с него вытерли и размазали тряпкой по полу разлитый кофе.