Что знал Сталин

В июне Рыбкин встретился с финским премьер-министром А. К. Каяндером, заявив ему, что если Финляндия гарантирует, что не разрешит Германии иметь там баз, то Советское государство поможет Финляндии защитить себя от германского нападения. Когда Каяндер стал настаивать на расширении финско-советской торговли, Рыбкин ответил, что торговля должна будет подождать до заключения политических соглашений — необходимы финские гарантии, но какие, Рыбкин не конкретизировал. После этого Каяндер попросил члена комитета по иностранным делам правительства Таннера встретиться с Рыбкиным и попытаться уточнить советские предложения, которые все еще оставались секретными даже для советского посла и его штата. Соответственно, 30 июня Таннер встретился с Рыбкиным и попросил конкретизировать предложение. Когда они встретились снова 5 августа, Рыбкин ничего не сообщил, но высказал предположение, что может, было бы лучше перенести переговоры в Москву. Удивленный Таннер заметил, что это может привлечь внимание, и, соответственно, затруднит соблюдение секретности. Они снова встретились 10 августа, но у Рыбкина так и не было никаких предложений. Министр Каяндер посоветовал Таннеру сказать Рыбкину: «Финляндия всегда будет придерживаться политики нейтралитета северных стран; Финляндия ‹…› никогда не разрешит ни нарушения финской территориальной целостности, ни, соответственно, захвата любой великой державой плацдарма в Финляндии для нападения на Советский Союз». Таннер выполнил инструкцию Каяндера, но Рыбкин вновь заговорил о переносе переговоров в Москву. Затем 18 августа Рыбкин зачитал Таннеру заявление на «довольно слабом немецком языке». По существу, в нем говорилось, что СССР будет удовлетворен получением письменного соглашения, в котором говорится, что Финляндия готова отразить возможное нападение, и с этой целью принять советскую военную помощь. Советский Союз изъявит согласие на укрепление Аландских островов, если будет допущен принять участие в вооружении укреплений и проведении наблюдения за их использованием. Он готов гарантировать неприкосновенность Финляндии в пределах существующих границ, прежде всего, морских. В случае необходимости, Советский Союз окажет помощь Финляндии силой оружия. Москва «также одобрит исключительно выгодный торговый договор».^[73]

В течение октября Рыбкин вел дополнительные переговоры с министром Холсти и получил от него чрезвычайно отрицательный ответ в письменном виде. По словам Таннера, это вызывало у Рыбкина только пожимание плечами, который заявил, что он сам «просто неопытный молодой секретарь». Последней попыткой Рыбкина была беседа с исполняющим обязанности министра иностранных дел Вяйно Войонмаа-Холсти покинул правительство 16 ноября. Когда Рыбкин продолжил настаивать на переносе переговоров в Москву, Войонмаа согласился на посещение делегацией Москвы в декабре 1938 года, использовав в качестве предлога торжественное открытие нового здания финского посольства. Рыбкин вернулся в Москву; его последним выступлением в этой драме было заявление финнам, что они «будут иметь возможность встретиться с высокопоставленным должностным лицом советского правительства». Этим «лицом» оказался нарком внешней торговли Анастас Микоян. Было похоже, что Наркомат иностранных дел ничего не знал о целях делегации, кроме открытия нового здания посольства. В результате, посол Финляндии в Москве А. С. Юрьо-Коскинен удалился и не принимал участия в переговорах, которые проходили в кабинете Микояна. На этих переговорах, проходивших 7 декабря, поднимались те же вопросы, которые вел в Хельсинки Рыбкин-Ярцев, и никакого соглашения достигнуто не было.^[74]

Так закончилась авантюра Бориса Рыбкина в секретной дипломатии. Когда началась Зимняя война, он вернулся в Москву, где получил назначение начальником отделения Пятого отдела (внешней разведки) Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. В феврале 1941 года Рыбкин был назначен начальником отдела теперь уже Первого управления вновь созданного Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ). В сентябре 1941 года направлен резидентом в Стокгольм, на этот раз под прикрытием советника посольства Бориса Ярцева.^[75] Некоторые историки считают, что предложения, которые он продвигал, были на самом деле выдвигаемы Сталиным, как возможность улучшить оборону Ленинграда, не навязывая финнам неприемлемых условий. Однако, зная подход Сталина к переговорам такого типа, это кажется маловероятным. Скорее Сталин мог использовать трюк с Рыбкиным-Ярцевым для того, чтобы изучить позицию и отношения Финляндии без раскрытия своих конечных требований.