Чтоб услыхал хоть один человек

Возвратился вчера из Токио и обнаружил Ваше письмо. Благодарю за хлопоты об университете. Что касается жалованья, то, поскольку речь идёт о возможности переезда в Токио, если оно и будет немного ниже моего теперешнего, препятствием для меня это, разумеется, не послужит. Если не дадут два свободных дня, я удовлетворюсь и одним. (С апреля будущего года, кажется, будет свободным одно воскресенье.) Сейчас у меня пять часов в неделю. А до этого было двенадцать. С ноября по декабрь этого года – шесть часов, потом, до марта, – восемь часов в неделю. Самое неприятное, что, независимо от того, есть у тебя занятия или нет, согласно заведённому бюрократическому порядку, ты обязан находиться в школе с восьми утра до трёх часов дня. Вот и сейчас у меня два дня, когда я не веду занятий, но всё равно должен садиться в поезд и ехать в Йокосуку. Поэтому, если в университете будет даже десять часов в неделю, я восприму это как благо, поскольку после окончания занятий сразу же смогу возвращаться домой. Хорошо, если Вы всё это при случае расскажете Саваги-сану. С апреля намечается рост военно-морского флота, и я совсем пришёл в уныние. Причина, заставившая меня пойти на службу в Школу механиков, и рост военно-морского флота решительно несовместимы. Подробно писать почему, слишком утомительно. Перейду лучше к делам более приятным.

В будущее воскресенье приеду в Токио, может, зайдёте, поговорим. (…)

Свою новеллу я заканчиваю в огромной спешке, первую порцию отослал сегодня, поскольку Кумэ неожиданно закончил свою вещь. «Напугаю же я Акутагаву», – сказал он, отсылая последнюю часть в газету. Поступок возмутительный, но куда денешься, вот я и пишу день и ночь, не разгибаясь. А требование газеты написать как можно скорее, да к тому же ещё и определённого объёма (на тридцать – сорок номеров), – в таких условиях я совсем не уверен, что мне удастся создать что-нибудь стоящее. По словам Кикути, в газетной колонке «Покойное кресло» меня то хвалят, то ругают, и я очень рад, что это не напечатается в канагавском выпуске газеты – так спокойнее. Для меня лучше всего, если мои новеллы, печатающиеся в газете, не разбираются в ежемесячных обзорах.

Писать можно до бесконечности, поэтому заканчиваю.

Акутагава Рюноскэ

ПИСЬМО НИСИМУРЕ САДАЁСИ[237]

20 ноября 1918 года, Камакура

Нисимура Садаёси-кун!

Прочитав твоё письмо, я очень обрадовался. У меня вышло три книги, но в Йокосуке нет ни одной. В ближайшее воскресенье буду в Токио и оттуда вышлю тебе. (Не исключено, что первый сборник уже распродан.) Не такие уж это хорошие книги, но всё же прочти написанное твоим старым товарищем.

Нисикава по-прежнему старательно занимается, регулярно посещая лабораторию сельскохозяйственного факультета Токийского университета. Накахара, ходят слухи, ударился в разгул, но никаких подробностей не знаю. Иидзука должен был закончить Институт иностранных языков, но и он выпал из поля моего зрения. Цуцуи сменил место жительства и фамилию и занял видный пост в окинавской торговой фирме. Ямамото поступил в компанию Мицубиси и сейчас в Китае. Об остальных мне абсолютно ничего не известно. Я бы тоже хотел поехать в Китай, но у меня сейчас нет денег. Так что остаётся только хотеть. И завидовать тебе. Во всяком случае, прожить в Шанхае с месяц ты, я думаю, сможешь. Я бы тоже хотел поехать туда на месяцок. Достаточно прочесть выходящие сейчас в Китае порнографические книжонки, чтобы заинтересоваться цивилизованным варварством китайцев. В книжных магазинах Шанхая, наверное, много таких порнографических книжонок, если увидишь какие-нибудь, пришли, пожалуйста. Деньги – они не такие уж большие – я тебе сразу же вышлю.

Если весной будущего года приедешь в Токио, обязательно приходи повидаться. В Токио я бываю по воскресеньям. Мой дом в пригороде Токио в Табате. В остальные дни живу в Камакуре, префектура Канагава, откуда езжу в школу. Писать мне удобнее в Камакуре, быстрее получу. Хоть изредка присылай письма. Я пишу, проникая в самые разные проблемы, поэтому, если узнаешь что-нибудь интересное, напиши. Найти сюжет сейчас очень трудно – все мы страдаем от этого. Японские писатели, как правило, очень бедны и не в состоянии жить по-человечески – очень скоро они оказываются в тупике. До того как стать писателем, нужно заняться коммерцией, сколотить капиталец, чтобы можно было жить в своё удовольствие, – пожалуй, это самый верный путь.

Я думаю, что как раз в это время Танидзаки-кун должен быть в Шанхае. Если встретишься с ним после получения моего письма, скажи, что ты мой приятель, и поговори. У этого эдокко светлая голова. На этом заканчиваю. Писал в школе.

До свидания.

Акутагава Рюноскэ

ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ

10 декабря 1918 года, Камакура