Чтоб услыхал хоть один человек

Однако, прислушиваясь к призыву «идите к реализму», Хомма-кун, вооружённый этой формулировкой, с одной стороны, нападает на романтизм, а с другой – призывая как можно скорее идти к реализму, активно поощряет «натурализм в нашей стране, являющийся главным течением реализма». Были ли изначально несовместимы реализм и романтизм – это весьма сомнительно, но я на время оставлю в стороне этот вопрос и подниму другой – идею Хоммы-куна, что романтизм никуда не годен. Правда, по сравнению с реализмом, которому он даёт ясное и чёткое определение, эта его идея предстаёт в несколько расплывчатом виде – коротко его точка зрения сводится к двум моментам: во-первых, отстаивание романтизма сегодня – анахронизм и, во-вторых, романтизм «представляет собой искусство, призванное вульгарными фантазиями распалять интерес», это «обыкновенная развлекательная литература», «обыкновенная дилетантская литература» – таковы его обвинения романтизма. Рассмотрим их, начав для удобства со второго. Если романтизм, как утверждает Хомма-кун, действительно такой «изм», от него нужно решительно отказаться. Я не сомневаюсь, что и в этом, как и в определении реализма, мы принадлежим к одной партии. Но его утверждение, что романтизм всего лишь «обыкновенная развлекательная литература», – это уже нечто иное. В чем же причина того, что Хомма-кун так резко нападает на романтизм? Сколько я ни листал его «Литературный обзор», ответа на свой вопрос, как ни прискорбно, так и не получил. Лишь в одном месте было сказано: «Я отвергаю романтизм в старом смысле этого слова». Это наводит на мысль, что романтизм в старом смысле этого слова – «обыкновенная развлекательная литература»; но то, что романтизм – великое духовное движение XIX века – нельзя называть «обыкновенной развлекательной литературой» (даже если с позиций сегодняшнего дня он достоин определённой критики), ясно и без того, чтобы «проводить новое исследование историко-литературного значения всего, что включает в себя слово «романтизм». Помимо этого, Хомма-кун не утруждает себя никакими доводами, прибегая в качестве доказательств к таким безапелляционным выражениям, как «безусловно», «неоспоримо». Как бы «безусловно» это ни было для самого Хоммы-куна, поскольку читатели могут не принять его утверждений, Хомма-кун как критик нисколько не нанёс бы ущерба своему авторитету, если бы объяснил, что он имеет в виду. Но поскольку его рассуждения не дают возможности легко понять причину нападок на романтизм, лучше отказаться пока от дискуссии и выслушать первую из приводимых им причин: «Говорят о реализме, говорят о романтизме в истории современной литературы, но когда речь идёт об историко-литературном значении, которое включают в себя эти слова, то и без того, чтобы проводить новое исследование, неоспоримым представляется факт, что основой литературы новейшего времени является не романтизм, а реализм. Следовательно, раздающееся сегодня требование идти к романтизму, как его обычно понимают историки литературы, есть явный анахронизм». Приведённая цитата показывает, что статья весьма эмоциональна и могла бы стать весьма значительным явлением, но лишь в том случае, если бы отвечала одному из двух условий. А именно, если бы Хомма-кун либо доказал, что в сегодняшних литературных кругах существует тенденция «требовать идти к романтизму, как его обычно понимают историки литературы», либо признал, что господствующий сегодня в литературе романтический дух – абсолютно то же самое, что романтизм, как его обычно понимают историки литературы. Если первое – истинно, то и я охотно присоединяюсь к Хомме-куну в критике этого анахронизма. По мере моих сил я вслед за ним пойду в наступление на романтизм подобно Генриху Фоссу, выступившему против братьев Шлегель. Так что и в этом пункте Хомма-кун, несомненно, принадлежит к нашей партии, но, как я вижу, ни в Японии, ни на Западе не находится тех, кто сегодня «безусловно требует идти к романтизму». Если же я просто недостаточно осведомлён, то пусть Хомма-кун ещё раз поучит меня. Хотя должен сказать, что до сегодняшнего дня никаких соображений на этот счёт я от него не услышал. Итак, мне не остаётся ничего иного, как перейти ко второй причине. Мысль Хоммы-куна весьма смелая, но, чтобы обосновать её – поскольку не признается различий в романтизме каждой эпохи, – приходится утверждать, что это явный анахронизм, хотя обновление этого «изма» идёт в истории литературы обычным путём. По-моему, на это намекает и сам Хомма-кун. Но представлять требование идти к романтизму как анахронизм только на основании известного в истории литературы факта, что после романтизма возник реализм, равносильно тому, чтобы назвать требование идти к реализму, что делает сам Хомма-кун, анахронизмом только на основании того, что после реализма возникли символизм и так называемый неоромантизм. Если это не нанесёт ущерба природной скромности Хоммы-куна, я бы сравнил его с Гёте – то, что он в последние годы жизни следовал классицизму, можно с полным основанием назвать анахронизмом, исходя лишь из известного в истории литературы факта, что после классицизма возник романтизм. Такая дилемма, разумеется, комична.