Её отец получил ранение головы в результате какого-то несчастного случая и с той поры разительно изменился. Однажды он взял Мэри и её сестёр на Рождество к бабушке, что жила в сотне миль от них. Бабушка подарила отцу большую коробку печенья, которое должно было утешать его в одинокие вечера на ферме. Ночью перед отъездом дочки добрались до коробки с печеньями и съели все до одного. Когда отец обнаружил пустую коробку, он разозлился не на шутку. Настало время возвращения домой. Девочки и отец сели в машину – путь длился около двух часов. Отец надел на себя шубу, и девочки удивились, зачем она ему в тёплой машине. Только они отъехали, как отец включил кондиционер, и зимний воздух, ещё более подмораживаемый кондиционером, хлынул в машину. Девочки стали шуметь и возмущаться, тогда отец включил радио на полную мощь и заглушил их крики. Так, оглушённые и замёрзшие, девочки терпели наказание, пока не доехали.
Когда Джули познакомилась в парке со своим будущим мужем, она, в восторге от знакомства, пришла с ним к стоянке, где была его машина, которую она ещё не видала. «Только бы не та, красная», – подумала она. Но будущий муж привёл её именно к ней. В медовый месяц муж проявлял мало интереса к телу жены, тогда как она горела, желала, томилась ненасытностью.
У Джули два сына: трёх и четырёх лет. Я спрашиваю старшего:
– Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
– Кровью.
– Кровью??? – переспросил я.
– Да.
– Почему?
– Потому что это – жизнь.
Мы с Джули сидели в ресторане, но тогда ещё не были любовниками, а только говорили об этом, как будто это было не в наших руках, а кто-то свыше должен был распорядиться, и мы ждали этого приказа. Джули оттягивала соитие под предлогом, что если она отдастся, то она, мол, отдаст всю себя, а для этого ей нужно лучше узнать меня. Известный женский пиздёж, в который почему-то хочется верить, когда баба очень нравится. С одной стороны, это меня радовало, так как я думал, что уж если она мне отдастся, то всё – она будет на крючке. С другой стороны, меня бесило это оттягивание, которое мне представлялось холодным взвешиванием, примеркой меня к её продуманным планам. Но Джули была так нежна и так восторженна, так не сводила с меня глаз, что у меня не возникало никаких сомнений в её влюблённости. Одной из причин оттяга была её якобы менструация. Я заверил её, что меня это не только не отвращает, а притягивает ещё больше, так как все соки её для меня желанны. Джули сказала, что вообще-то менструация и её не смущает, но в первый раз ей хочется, чтобы всё было без всяких «излишних моментов». Когда в ресторане она поднялась, чтобы пойти в уборную, она попросила меня посмотреть, не протекла ли кровь у неё на юбку. Такая интимность по отношению ко мне, ещё не любовнику, покоробила меня бестактностью. Получалось, что она так опасалась смущения при совокуплении, которое легко уничтожается наслаждением, и в то же время она совершенно не смущалась обстановки вне спасительного наслаждения, где смущенье-то и должно иметь место. Я заверил её, что кровь не проступила, и она пошла мочиться со спокойной совестью. Это была не интимность, а всё то же обещание интимности, которое опять-таки было подловатой оттяжкой.
Наша первая после знакомства встреча с Джули была у книжного магазина, у которого я всегда назначал свидания, так как мог просматривать книги, поджидая бабу. Сначала я не узнал Джули, она оказалась весьма высокой – я познакомился с ней, когда она сидела. И волосы у неё были забраны назад, а не распущены, как тогда. Мы пошли в ресторан и заказали поесть. Ей нужно было якобы ложиться спать в десять вечера, потому что она должна была идти на работу к пяти утра. Поэтому я назначил встречу на четыре часа, а в семь вечера я должен был встретиться с Мэри. Джули заказала омлет, который почти не ела. Я заказал кусок замечательного шоколадного торта, который мы съели вместе. Тогда я и узнал, что у неё два сына, которые живут у бывшего мужа, и она их только навещает. Меня это сразу насторожило – что это за мать, которая оставляет малых детей у мужа и только их, видите ли, навещает. А что же по поводу материнских чувств? Но я был слишком очарован её обликом, чтобы долго размышлять на эту тему.
Когда мы проводили вместе две ночи в отеле, уехав на выходные, Мэри спала на одном конце кровати, а я – на другом, без малейшей попытки прикоснуться друг к другу во время сна. После нескольких оргазмов я в себе не чувствовал никакого желания прикосновений. От похоти сначала бросаюсь на неё, но после каждого оргазма поражает удивление: а на хуя рядом это ненужное, чужое и чуждое тело? Когда у нас свидание, то возникновение этого чувства становится сигналом для спасительной разлуки, а при совместной ночёвке в другом городке остаётся только отодвинуться друг от друга на разные концы кровати.
Почувствовав, что в этот вечер я от неё не отстану, пока не исследую её глубины специально созданным для этого инструментом, Джули сказала: