Важно отметить — и это замечание очень знаменательно для того, что мы пытаемся понять — что боль души в чистилище не уменьшается по мере того, как происходит её очищение, а скорее наоборот. Это происходит от того, что законы любви являются совершенно особыми и не подчиняются обычной логике. Чем более душа становится очищенной и чем более Бог побуждает её ощущать Своё присутствие, тем более радости она имеет от этого. Но чем больше она чувствует это присутствие Бога в себе, тем более она также страдает от своей невозможности полного соединения с Ним. Чем более любви Божией открывается в ней, тем более радости она имеет от этого; но также тем более она от этого имеет страдания, поскольку лучше видит, какую любовь осмелилась ранить она.
При такой прозрачности одних лиц по отношению к другим, когда каждый читает сам в себе, в своей собственной природе, всё то, что происходит в других, так как их природа есть и его природа, счастье возможно, и оно — совершенно только, если отношение каждого лица непосредственно к своей природе будет абсолютным отречением. Каждое лицо, ища только в полном самозабвении счастья двух других и по существу находя своё только в одном из других, оставляя всякую заботу о себе или снисходительность к себе, доходя до точки полного забвения, как будто оно покинуло самого себя и как бы сместило центр, принимая близко к сердцу и сорадуясь только счастью других, как будто в своей заботе оно стало жить только в других и для других; каждое лицо — иначе говоря — не жило бы более в своей природе иначе, как будучи ею для других[51]
.Бог сотворил человека по своему образу. Вот почему так важно для нас немного лучше узнать структуру Любви. Так как мы неоднократно исходили из любви в человеке для того, чтобы лучше понять Любовь в Боге, теперь это лучшее понимание Любви поможет нам лучше понять смысл нашего сотворения, нашего бытия и нашей жизни. Именно по образу этой Любви и для наделения этой самой Любовью сотворил нас Бог. Следовательно, тайна Святой Троицы содержит вместе с тайной человеческой жизни Сына Божия ключ к нашей собственной тайне.
Через откровение тайны Троицы христиане приобрели разрешение тайны всякого союза с соблюдением различия лиц. То, что наиболее великие святые всех религий были освидетельствованы, исходя из их собственного опыта, — мы теперь понимаем, несмотря на то, как бы фантастическим нам ни казалось, что это не является абсурдным. Общение в существе между различными лицами является мыслимым. Мы можем принимать участие в самом Существе Бога, не исчезая в Нём. Христианское богословие ещё уточнит, в какой мере (с разделением между Сущностью Бога и Его энергией) и по чьему ходатайству (со всем богословием Воплощения). Без сомнения, здесь христианство, ни в чём не отвергая богатство святости и мистики других великих религиозных традиций, может напротив придать им глубинный смысл. Ещё следует для этого остаться полностью верным этому высшему Откровению Любви Божией.
Следовало бы с наибольшей возможностью заботиться о том, чтобы наши формулировки соответствовали ему не только в наших богословских трудах, но даже и особенно на уровне литургии или проповеди для того, чтобы не исказить образ в сердцах верующих. К несчастью, слишком часто, желая указать на различие лиц, мы высказываемся с помощью представления о природе. Собственно наши сравнения почти всегда природного порядка; именно так, когда мы сравниваем святую Троицу: Отца, Сына и Святого Духа, с триадой: духом, умом и мыслью, или с триадой: память, ум и воля и т. д.
Эти знаменитые сравнения могли служить в своё время и на своём месте в эпоху, когда именно понятие личности ещё не было выделено и когда следовало предполагать то, что можно было иметь в одном и том же едином существе определённый порядок различий, не разрушающий единство и простоту. Но все эти сравнения по необходимости ведут к ошибке, так как они выражают различие лиц в терминах природы. Для того чтобы эти сравнения выражали различие лиц, нужно было бы полагать соответствующие им три выражения как действительно различные и несмешиваемые. Но для того, чтобы подчеркнуть единичность божественной природы, мы затем будем вынуждены принять сравнение в противоположном смысле, настаивая на наличии глубокого тождества, которое существует между собственно этими тремя выражениями, как образующим один и тот же единственный дух. Итак те же выражения служат поочерёдно, в зависимости от рассматриваемого аспекта, для выражения единства природы или различия лиц; таким образом они представляются различными, не будучи ими, но продолжая быть, откуда неизбежно возникает впечатление крайней абстракции, очень тонкой и мало убедительной.