Чтобы в юрте горел огонь

Отец принёс с работы белый гибкий картон, разрезал на одинаковые квадраты. Дарима написала цветными карандашами буквы. Мать сшила из серого плотного полотна азбуку с кармашками. Ещё с вечера девочка аккуратно складывала в портфель азбуку, тетради, букварь, пенал и ложилась спать в счастливом ожидании завтрашнего дня. Вставала сама, заслышав звонок будильника, быстро одевалась, наскоро ела и смело ныряла в темноту холодного осеннего утра.

Тяжёлый портфель оттягивал руку, Нилка останавливалась передохнуть на минутку и снова шла по улице, которая поднималась круто в гору. В самом её конце стояло четырёхэтажное здание школы, к нему со всех концов, как муравьи, сбегались тёмные фигурки.

Ей нравилось приходить в класс первой. На полу досыхают мокрые пятна после недавнего мытья, протёртые влажной тряпкой чёрные парты тускло и чисто блестят, светятся голубыми пятнами два круглых полушария на карте, висящей на стене. Нилка водит пальцем по латаной и много раз подклеенной карте, гладит ладонью неровную шероховатую поверхность парты, потом присаживается на минутку за учительский стол, и её сердце радостно ёкает: она чувствует себя учительницей, которую слушают ученики, а она стоит у доски и объясняет им задачу. Девочка берёт в руки мел, но в коридоре слышатся чьи-то шаги, и она опрометью выскакивает из-за стола.

За неделю до Нового года Лидия Раднаевна попросила принести из дома клей, ножницы, цветную бумагу. В конце уроков она раздала ученикам по кусочку белого ватмана, цветную бумагу, хрустящие золотинки, пакет с голубоватыми искрящимися блёстками и вату, потом подошла к доске и нарисовала мелом пухлого, улыбающегося Деда Мороза.

— Сегодня мы будем делать новогодние подарки вашим мамам и папам… — объяснила она. — Сначала надо вырезать шапку, — ножницы замелькали в её быстрых руках.

Сделав заготовки, Лидия Раднаевна пошла по рядам. Она помогла девочке вырезать лиловую шубу. Белую длинную ватную бороду и блёстки Нилка приклеила сама. Ей показалось, что её Дед Мороз самый красивый в классе — так он сверкал и переливался, обещая праздник и веселье. Осторожно, чтобы не смять, она положила его в портфель и побежала домой. Ещё перед дверью девочка вынула лиловую фигурку и на пороге протянула его Антонине:

— На, мама, возьми, это подарок на Новый год.

— Да я купила сегодня в магазине настоящего Деда Мороза, первый послевоенный, сколько лет не выпускали, — бросает мать на ходу, даже не взглянув на Нилкину самоделку. — Дарима приболела, посиди дома, я опаздываю на работу.

Радость девочки разом свернулась и погасла, будто Нилка торопилась изо всех сил, бежала и со всего размаху больно ударилась о запертую дверь. Она слышала, как постепенно затихали на лестнице торопливые шаги матери.

Брошенный Дед Мороз лежал в лужице воды, натаявшей с окна. Воды становилось всё больше. Белоснежная ватная борода стала тяжёлой и тёмной, а тулуп — фиолетовым.

Девочка сидела рядом с уснувшей Даримой. Окна, завешенные плотными шторами, глушили все звуки с улицы. Но отчётливо слышалось, как в кухне течёт вода с подоконника на пол: кап-кап-кап…

* * *

На Новый год Баторовы ждали гостей. В большой комнате навели такую чистоту, что пылинки не найти. Мать с утра пекла в духовке сдобные пироги с черёмухой и брусникой, дочери помогали ей. Вечером стали подходить шумливые гости. Каждый из них приносил с собой что-нибудь вкусное — немного колбасы, банку консервов, кто-то даже достал замороженных свежих омулей. Когда Антонина накрыла праздничный стол, удивление было общим: «Богато живём!»

Ещё слабую после болезни Дариму мать посадила рядом с отцом. Он подкладывал ей в тарелку еду, иногда что-то ласково говорил. В эти мгновения отец не слышал и не видел ничего вокруг, как будто они были одни, а не в шумной комнате, полной гостей. Нилка чувствовала: постепенно центром внимания становится старшая сестра. Отец и мать только и говорили, что о здоровье Даримы. Гости тоже завели беседу о детских болезнях.

— Наш Витя болел, так мы его по совету травницы лечили чередой — помогло.

— А вы покажите девочку Степану Степановичу. Правда, он лечит взрослых, но лучший врач в городе.

— Вся в отца, сразу видно — папина дочка, — раздался рядом с Нилкой одобрительный голос соседа с блестящей, как шар, лысой головой.

Нилка смотрит на Дариму, на её тонкое бледное лицо, на платье из шерстянки, которое так ловко сидит на ней. Мать ей тоже сшила обнову, но только никто не похвалит её красивое платье, никто не спросит про Шиберту, никто не скажет: «Ну и Нилка! Ну и молодец! Вся в Олхон, бабушкина дочка!»

Гости вышли из-за стола, мать зажгла свечи на ёлке. Тоненькие восковые палочки быстро сгорали, оставляя сладковатый запах мёда. Тающий воск капал на ветки и на Деда Мороза, сверкающего фабричной новизной. Это был толстый Дед Мороз, его глазки эмалево голубели из-под широких бровей — казалось, он косится на Нилку: «Ну что, не вышло? Сегодня я хозяин ёлки! Сегодня я хозяин праздника!»