Чтобы желания сбывались

Заметно было, что маленькая кондукторша постаралась одеться как можно лучше, и Билла это растрогало. Фигурою своей она напоминала амфору — тяжёлый низ, облегчённый верх — в ней удивительным образом сочетались женственная грузность бёдер и детская хрупкость плеч. Ноги у неё были несколько коротковаты, и она ещё усилила это впечатление модными джинсами с заниженной талией. Плоский узкий животик с пупком-капелькой, однако, был очень мил. «Русалочий хвост» — подумалось Биллу обо всём этом, о голубой облегающей джинсе, о талии… Грудь же у «зайчика» практически отсутствовала. Глубокий вырез бледно-розовой маечки открывал ключицы, торчащие остро и жалко. Выпавшие из причёски пряди русых волос ручейками сбегали вдоль тонкой исключительно длинной шейки.

Девушка опять покраснела, вся, даже уши, бархатистые, немного оттопыренные, и Билл, решив, что разглядывает её слишком уж грубо, отвёл взгляд. Он по-прежнему не находил в своём внимании к «зайчику» ничего эротического; мысль, что это знакомство может стать очередным любовным приключением, ещё ни разу не посетила его.

Гуляя по лесу, они исследовали добрую сотню запутанных тропинок, вытоптанных такими же туристами выходного дня; после двухчасового плутания, когда оба уже успели подумать, что заблудились, им ярко улыбнулась из-за редеющих сосен широкая светлая вырубка. Она тянулась сквозь лесопарк словно пробор в волосах, и на ней высились, втыкаясь в небо, стройные ажурные башни высоковольтной линии.

— Смотри-ка, провода… Теперь мы точно не потеряемся. Уж куда-нибудь они выведут нас. — С улыбкой ободрил Билл свою спутницу.

Линии тянулись в даль насколько хватало глаз, кое-где под ними поднимался молодой лес — тоненькие берёзки, сосенки, осинки, в которых не было и трети роста могучих башен. В этой юной роще по мягкой траве бежала тропинка — колея проехавшего когда-то здесь многотонного грузовика. Рядом тянулась и вторая такая же колея, только гораздо сильнее заросшая.

— Ты любишь гулять под проводами? Я с детства любил…

Билл посмотрел наверх. Над ним простирались линии электропередач — чёткие карандашные штрихи на голубом листе небосвода. Как бисер нанизаны были на провода вблизи вышек фарфоровые и стеклянные диски изоляции.

— Почему ты так любишь провода? — удивилась маленькая кондукторша, — я их не люблю, мне всё время вспоминается троллейбус. И ещё так жалко те деревья, что под проводами, до слёз жалко, им ведь не суждено вырасти, их безжалостно спилят, чтобы они не повредили ЛЭП, а они всё равно растут…

— Да. Это, пожалуй, действительно грустно. С другой стороны… Так мир устроен. Мы все в каком-то смысле — лес под проводами. И когда мы его видим, то просто вспоминаем об этом.

Билл сделал несколько шагов вперёд и посмотрел наверх. Он стоял под самой линией, тонкие чёрточки проводов пересекали бледно-голубое небо. Ветер провёл по лбу Билла наискосок словно кистью прядью его чёлки.

— Глядя на провода, как никогда ощущаешь бесконечность пути. Они тянутся и тянутся… Чёрт знает куда…

По лицу Билла неуловимо проскользнула тень нездешней печальной задумчивости. Провода чуть слышно гудели, грациозно покачиваясь на лёгком ветру. Билл какое-то время стоял с поднятой головой, рассеянно любуясь ими, а потом, спохватившись, так же неожиданно, как и ушёл туда, вернулся из непостижимой зыбкой страны мыслей обратно на землю, к девушке.

Опрокинув личико, она смотрела на него. С благоговением. Некоторое время назад Билл начал замечать, что его спутница как будто немного напряжена, словно ждёт чего-то. А теперь он понял. Глядя на провода, Билл спонтанно обрёл небывалую ясность реальности. Мир вокруг точно предстал перед ним с углублённой резкостью, с усиленной цветностью — озарение снизошло… Он ведь понравился этой девушке… Не просто, а именно крупными буквами, жирным шрифтом, курсивом: понравился. И ждала она от него вовсе не милой приятельской болтовни, а именно мужского внимания, нежности, может быть, даже страсти…

Биллу стало до боли жаль, что он искал и не находил в себе по отношению к ней ничего, кроме бережного умиления. Было такое чувство, нежная тёплая тоска, как осень, горчинка зависти, почти неощутимая, так атеисту, наверное, бывает жаль иногда, что он не может поверить в Бога…