Чубайс против Путина. Чем заменить «вертикаль власти»

По ходу записи я еще несколько раз брал микрофон… Какой-то неведомый мне умник настойчиво оболванивал аудиторию… Известно, вещал незнакомый «шаман», что у крупного политика всегда есть враги. И у нашей великой страны полно врагов и противников! Зал зашелся в приветственном экстазе…

Я схватил микрофон. – Как же вам не стыдно, говорил я массовке, это же чудовищный экстремизм! Да, у каждого серьезного, думающего человека есть оппоненты, но у него есть и единомышленники и союзники. А наша стана оказалась в полной изоляции, мы изгои, у нас – только враги… Но и на сей раз в полной изоляции оказался я сам…

…Вспомнилась недавняя, февральская история. …В прошлом году, в Киеве на Майдане я купил шарф с украинской символикой. Две зимы носил его регулярно, ценя толерантность незнакомых прохожих. И вот в один февральский день я, случайно, накинул шарф несимметрично, украинский трезубец оказался не под полами куртки, а на самом видном месте – на груди. … Столько мата и угроз я не слышал никогда! Были и те, кто улыбался, кто мимикой показывал сочувствие, но столько озверевших лиц… Я понял, что чувствовали копенгагенские евреи в 1940-м, когда нацисты потребовали от них носить магендовид. Впрочем, у них был король…

А вы говорите фашизм?!

2015 г.

Правозащитники и Путин

Смотрел вчера новости, разные каналы показали встречу в Кремле, фрагменты разговора, отдельные ответы. Телевидение создавало впечатление общего согласия, взаимопонимания и умиротворения… Однако, у меня возникло множество вопросов.

Почему по окончании встречи правозащитники не организовали свободную пресс-конференцию, не рассказали о том, что на самом деле происходило за закрытыми дверями?

Приглашенных в Кремль предварительно «вежливо» ограничили в тематике или нет? Если да, зачем пошли, если нет, почему не было вопросов о Н. Савченко, о новой войне в Сирии, об узниках 6 мая, о политзаключенных, об антиконституционной цензуре в СМИ… Они отчитывались перед начальником, или настаивали на отчете избранного на определенный срок высокопоставленного чиновника? Сделала ли правозащита какие-то заявления, были ли действия правозащитников обсуждены и согласованы с широким гражданским и демократическим движением нашей страны? Они выступали от имени назначенного президентом Совета или от имени подавляемого властями российского гражданского общества?

Правозащитники дали общую оценку плачевному состоянию с правами человека в нашей стране или скромно промолчали? Почему участники встречи согласились на включение в группу такого мракобеса как Шевченко, или это, по большей части, те правозащитники «у кого надо» правозащитники?

Обобщая и подытоживая – это была успешная телеоперация по умиротворению телезрителей или акция бескомпромиссных и неподкупных борцов за права человека?

2015 г.

Краткий курс истории разрушения КПСС

В эти недели Москва отмечала 25-летие создания мощного гражданского объединения «Демократическая Россия». А еще через месяц мы отметим 25-летие создания Демократической платформы, оппозиционного объединения в правившей тогда партии. Вы удивитесь, но поздравлений из Кремля так и не прозвучало, обошлось даже без высоких наград. Однако, вспомнить есть что, ведь президент не зря говорил: «мы не позволим переписывать свою историю»!

…В марте 1985 года пост руководителя компартии занял Михаил Горбачев, провозгласивший курс на перестройку. А в начале 1987-го в Москве и Петербурге (тогда Ленинграде) возникли первые неформальные гражданские объединения – политклубы, ставшие местом острых дискуссий по самым актуальным проблемам, еще вчера запрещенных удушающими цензурно-идеологическими рамками. Обсуждались вопросы свободы, прав человека, места и роли КПСС… Политклубы – в них проходили дискуссии, принимались резолюции, заявления – раскрепощали людей и разрушали главную идеологическую формулу – «весь советский народ как один человек… единодушно поддерживает… или единодушно осуждает…».

Обсуждения в клубах, как и само их существование, становились предметом более широкой рефлексии в вузовских, творческих, трудовых коллективах, они попадали в фокус формирующегося общественного мнения. Но оценки и суждения участников интеллектуального протеста не находили места на страницах газет и журналов, не звучали на радио – и в телеэфире, поскольку значительно опережали изменения в управляемых, официальных СМИ (тогда они назывались «средства массовой пропаганды». Процесс демократизации требовал создания альтернативной коммуникативной системы, и она быстро формировалась. Новым местом общения становились свободные митинги. Митинги, иногда разрешенные, а чаще неразрешенные и разгоняемые властями, для чего был создан ОМОН, собирали сотни людей, и тут возникала новая проблема – как проинформировать горожан о намеченной акции?