Чучело человека (СИ)

По-прежнему взирало на мир с огромных щитов знакомое-презнакомое лицо, по-прежнему неслись по шоссе пыльные автомобили, и все также где-то за мостом велосипедными звонками верещали рассерженные трамваи. У девочки отлегло на душе. Мальчик подхватил коробку и, более не доверяя холщовой сумке, направился к мосту. То, что минуту назад казалось серым и скучным, внезапно преобразилось в яркое и смешливое: повеселела на досках рекламная физиономия, улыбнулась; рассмеялись колокольчиками трамваи, а потом и захохотали; и даже автомобили, эти мрачные в своем неослабном беге жуки, внезапно приостановились, подмигнули друг другу и смиренно пропустили пешехода. Мальчик вынул из коробки кузнечика, положил на язык и расплылся в широченной улыбке. Кузнечик скакнул к нёбу, ударился в щеку и, завидев внезапно, но неслучайно и в самых лучших чувствах распахнувшуюся вселенную, рванулся наружу. Мальчик великодушно отследил траекторию, опустил в карман коробку и, счастливый, пошел дальше. Распустить прочий «зверинец» пока не хватало воли. Более того, — мальчик остановился, — экзотические тараканы вообще не приспособлены жить в местных условиях — могут погибнуть, бабочку выпустить в равной мере не получится, так как скоро станет прохладно, богомол же… ну вообще-то богомол всего один и расставаться с ним нельзя решительно, — в прежних важных и самых лучших чувствах он принял у сестры удочки и сумку, зашагал по мосту.

А когда все образумится, можно будет в музей сходить. Мама сказала. Там, в зале «Прародители», в разделе, где те, у кого восемь ног — направо, а шесть — налево, таится его вселенная; там прячутся губоногие с двупарноногими и симфилы с пауроподами. Многоножки прячутся, которых в коробке пока нет, а видов их — тьма, около одиннадцати тысяч. Вот было бы классно добыть такую, которую почему-то называют тысяченожкой, при том, что ног у нее всего сто восемьдесят пар. Ну, не сто восемьдесят — чуть меньше, — при таком количестве не принципиально. Да и вообще интересно ведь глядеть на тех, кого называют далекими нашими предками, хоть дедушка с этим не согласен. Считая, что человек произошел от Бога, он отказывает насекомым в праве быть предками грызунам, тем — обезьянам, а приматам — человеку. Ведь каждый живущий организм имеет цепочку предков, ни разу не оборвавшуюся за миллиарды лет. Ни разу! Правда-правда. Потому как если б оборвалась, сейчас бы этот организм не существовал. Арифметика первого класса. Вот же наивный! — ничего в человеке нет «оттуда», а имеется одно только природное и материальное.

* * *

Укрытый от людей и, прежде всего, от Рукавова, Щепкин, превозмогая панический страх и отвращение к активности, все же решил действовать. Для начала он перебрал в памяти тех людей, кого когда-то знал, мысленно делая пометки напротив имен тех, кому когда-либо доверял. Таковых оказалось двое: то были он и его покойная мать Зоя Ивановна. Далее Щепкин решил несколько снизить требования и вновь сделал пометки: из трех отобранных двое оказались все те же он с матерью, а третий — некий юрист Рублев, сотрудник департамента статистики группы компаний «VOSSTANOVLENIE Ltd», не особо молодой, в старомодной шляпе, круглый и вроде сельского бухгалтера мужчина.

Юристом Рублев являлся по второму образованию, однако не единожды провалив серьезные правовые разбирательства и не найдя себя в юридических консультантах, Рублев вспомнил, что некогда окончил Институт статистики и благоразумно согласился на пост ведущего специалиста небольшого департамента. Имея скромный послужной список, Рублев, тем не менее, в вопросах взаимоотношений с сослуживцами слыл человеком расторопным, честным и весьма щепетильным. Он не терпел орфографических ошибок, плохого почерка и поспешной необязательности. Впрочем, о нем говорили и другое, что, дескать, он скареден, что за копейку может и поскандалить, что Рублев чрезвычайно самолюбив и весьма скрытен. Тем не менее, Щепкин словам не верил, — не верил интуитивно, полагая, что все это мелкое злопыхательство, и что хорошего человека выбранить норовят в любые времена.

Позвонив из уличного автомата и представившись вымышленным именем, Щепкин попросил Рублева о конфиденциальной встрече. Несмотря на то, что Рублева смутила эта просьба, но, быть может, не желая отказаться от роли порядочного человека, Рублев пообещал звонившему прибыть к назначенному месту, в самом деле, в обусловленное время появившись на окраине города. Заметив на его лице глубочайшее удивление, Щепкин перепугался.

— Что-то не так? — спросил Щепкин, хватаясь за щеки.

— Нет-нет, доча, — сказал Рублев, — все нормально…

— Не думали, что я?

— Не думал, — кивнул Рублев.

Подхватив гостя под руку и беспрестанно оглядываясь, Щепкин повел его к себе. Замкнув двери на многочисленные запоры и несколько раз прильнув к глазку, Щепкин отвел Рублева на просторную лоджию.

— Да у вас трава! — восхитился гость.