Чучело человека

— «Удаленного клеща или его фрагменты необходимо сохранить (высушить, не спиртовать!) и передать в лабораторию при инфекционной больнице. Клеща исследуют и определят, был ли он заразен. Чем раньше начато лечение энцефалита…» Ого! Чем раньше будет начато лечение энцефалита, тем больше шансов на благополучный исход, понял? «Клещевой энцефалит начинается внезапно, спустя одну-три недели с момента укуса, с озноба, повышения температуры до сорока градусов, сильной головной боли, ломоты в теле, разбитости, слабости, тошноты». Тебя не тошнит, случаем? — Велиар приложился ладонью ко лбу, проверяя температуру.

— Меня тошнит от тебя, — сказал Иблис.

— А меня от тебя… «Лицо, глаза больного — красные. С третьего-пятого дня болезни появляются признаки поражения нервной системы: судороги, бред, нарушение движений…» Вот-вот, бред — это о тебе. «Больной энцефалитом должен быть немедленно помещен в инфекционную больницу, где будет проведено интенсивное лечение. Если вам необходимо длительное время находиться в лесу или вы живете в месте распространения клещевого энцефалита, лучше всего сделать прививку. Курс вакцинации состоит из трех прививок: в ноябре, через месяц и еще через три». Нам точно не подходит — сейчас лето… «Последняя прививка должна быть произведена не позднее, чем за 14 дней до начала сезона активности клеща…» Ты меня совсем не слушаешь.

— Я же сказал, тошнит.

— Покажи язык.

— Иди к черту!

Велиар отбросил брошюру, вынул из кармана орешек, протянул белке. Белка остановилась, схватила орешек.

— Вот скажи, — продолжил Велиар, — будь ты клещом, чтобы делал?

— Не хочу я, отстань.

— Ну все же.

— Покусал бы всех, вот что, а тебя — в первую очередь.

— Но ведь не получилось бы, — Велиар широко улыбнулся, — а?

— Нет, — признался Иблис, — вас, чертей, всех не перекусаешь.

— В смысле, людей?

— Пошел ты! Лучше скажи, что с сиротой?

— Едет.

— Я выиграл?

— Не спеши, еще не вечер.

— Тогда идем?

— Идем.

И зажужжали по ветру, будто стрекоза, используя для полета восходящие потоки воздуха.

* * *

Небо белесое начала лета, дюжая роща, перенесенная к дому с иллюстраций Билибина, сорока, с любопытством открывающая человека.

— Здравствуйте, садитесь… — пригласил Щепкин. — Тепло сегодня… Хороший день, место тихое… Дачу эту я купил для уединения — покой люблю — на версту никого, даже охрану не держу, чтоб не мельтешила. Бросишь дела, ото всех спрячешься, кипит твое молоко… Видите ли, небо замечательное, роща — у Билибина такие, помните? Сороки водятся.

Заславский не ответил, поморщился — узнал Липкино «кипит твое молоко», краденое слово, чтимое стариком, в незнакомых устах представилось искусственным, навсегда чужим, отталкивающим.

Видит Бог, не стремился он к встрече: ни просить, ни скандалить не желал, но поднял себя в дорогу — старика ветхого — ушел, не сказав ни слова, Львом Толстым. Предощущал что-то. Оставил облачение, надел костюм старомодный двубортный, рубашку в крупную клетку — воротник навыпуск, парадные капроновые носки, посох… Посох не доверил никому. Невысокий, из сороковых-пятидесятых старикан с оструганной палкой, в автобусе он думал… да обо всем: о человеке, об антропофагии, прости Господи, о табачном дыме, будь он неладен, о запахе одежды. Трудно думал, без многих слов забытых, без остроты, как прежде, в годы лучшие, ушедшие, будто чужие, без интереса думал. Пожалел, что не курил — цигарка помогла бы. О человеке размышлял, знавал о нем, устал от него… хлопотал о нем… отпевал.

— Знаете, — сказал Щепкин, — а ведь хорошо было: клубника… традиции… разве это плохо? Вы не находите? Что по живому было резать? Жалею об этом решении. Возрождать нужно, поднимать.

Получив письмо, Щепкин ощутил себя готовым съесть человека… отварил кус говядины — ветка укропа, чеснок, лаврушка — вонзился зубами, не пошло, бросил, заплакал. Лежал подле матери.

— Кто та женщина? — Заславский смотрел в глаза. — С детьми. В моем доме.

Щепкин вопрос понял. Замельтешили круглые камешки — то ли окаменелые клещи, то ли пули пневматического ружья. Все-таки клещи. Обратный процесс. Нет, мать не оживить. Наверное, у них имеется нужное вещество? Не согласен — смириться, скорбеть… Скажут: «Рукавов по Щепкину в трауре…» Противоядие от окаменения… Женщина с детьми… Думаешь, электорат не ждет, не желает? Не Щепкин придумал — расчеты. Не он выдумал детей, пацана этого. Через несколько лет — совершенный вождь. Не новый — тот самый: усы, жесткое солдатское сукно, рука за пазухой, околыш, не знавший кокарды. Тот самый, понял?! И не дай Бог обманешь людей! Люди ждут. Все понял?!

— Кто эта женщина? — повторил Заславский.

— Наша сотрудница, — ответил Щепкин.