Чудаки на букву М (СИ)

— У этой истории будет конец?

— Короче, они меняли пол тридцать раз, поставив абсолютный рекорд в галактике. Один из Братьев Мрачковски даже умер на операционном столе. На данный момент в нашем санатории находится последний Брат Мрачковски, который в силу прогрессирующего старческого слабоумия и наступившего склероза, воображает, что он — женщина, поэтому требует, чтобы его называли Сестра Мрачковски.

— А почему его прозвали Белым Кроликом?

— Скоро узнаешь. — усмехнулся Ржака Карлис. — Главное же, что я хотел сказать: у Сестры Мрачковски при всей его старческой немощи очень шаловливые ручонки. Так что не советую вставать к нему спиной — если не хочешь быть неожиданно облапанным.

— Хм. Учту. — нахмурился Дымов.

— В остальном он довольно милый старикан, любящий поговорить о своей выдающейся роли в мировом видеоискусстве.

— Когда лететь?

— Завтра утром мы его выписываем — утром и полетите. Тянуть не будем — чтобы не пришлось его бесплатно кормить обедом. Эти слабоумные старики все как один страшно прожорливые…

Ночь в санатории Дымов провел беспокойно — ему снился один и тот же кошмарный сон: будто вторая память, которую ему вставил молчаливый «человек-кузнечик», оказалась бракованной, и в самый ответственный момент — при посадке, он напрочь забыл навыки пилотирования и управляемый им звездолет врезался в Голубую Луну…

— Ты, Андрей Андреевич, как у дома Ойбдолбыша окажешься, сразу к нему не иди, а покрутись немного вокруг — посмотри, что там да как. — дал совет Крембалет утром за завтраком, перед тем как всей компанией отправиться на тэнц-бэнцовский космодром «Толкучка».

— Да уж ясное дело — сначала все разведаю.

— Осторожность не помешает. — согласился Ржака Карлис. — Хотя вряд ли тайная полиция будет держать там засаду — смысла нет. Старик Лоханкер — хитрый лис. Да к тому же, трусливый. Спрятался он где-то далеко и будет сидеть тихо, носа не высунет — пока госпожа Психхи Сайрас не сменит гнев на милость. А это может быть ой как не скоро…

Сестра Мрачковски оказался усохшим старичком с впалыми щеками и широким морщинистым лбом. Блестящую лысину Сестры обрамляли седые космы до плеч. На дне его выцветших голубых глаз с длинными наклеенными ресницами иногда вспыхивали шаловливые искорки, а по лицу бродила рассеянная улыбка — словно он наблюдал что-то чудесное, что не видели остальные…

— Сестра Мрачковски, слышите меня? — громко спросил имперский комик, подходя к старичку, сидевшему в инвалидной коляске.

— Ась? — недовольно откликнулся тот, с явной неохотой покидая мир своих старческих грез.

— Это наш новый санитар. — комик, снова находившийся в образе владелицы санатория, указал на Дымова. — Он отвезет вас домой — на Голубую Луну.

— Не хочу домой! Мне и здесь хорошо! Вот и весь сказ!

— Мы это уже обсуждали: вам предлагалось оплатить следующий срок пребывания в нашем учреждении, но вы отказались.

— Не хочу ничего оплачивать! Это грабеж и безобразие! Простыни сырые, еда невкусная, персонал ведет себя совершенно по-хамски.

— Тьфу ты… Опять двадцать пять! — страдальчески сморщился комик. — То вам здесь хорошо, то простыни сырые! Хватит! Раз не захотели оплачивать, то извольте отправляться домой!

— Оплачивать не буду! Лететь не хочу!

— Тогда придется вызвать полицию! — пригрозил комик.

— Чтоб вам всем пусто было! Чтобы вас, иродов, на части разорвало при выходе из гравитационного колодца! Нет! Лучше, чтобы наизнанку вывернуло!

— Все — пошла вызывать…

— Ладно, ладно… Эй, красавчик, — неожиданно прекратив ругаться, Сестра Мрачковски обратился к Дымову, подмигнув ему шаловливым глазом. — Штаны подтяни и следуй за Белым Кроликом!

— Что? — не понял Дымов.

— Андрей Андреевич, встаньте позади инвалидного кресла и толкайте пациента на выход. — сказал комик. — Поторопитесь — пока он новый скандал не закатил…

Санаторный звездолет находился на стоянке в одном из многочисленных ангаров на тэнц-бэнцовском космодроме «Толкучка». Он был небольшим и более всего напоминал майского жука, выкрашенного в белую краску. На боку звездолета зеленела надпись — «Забытье».

Попрощавшись с Крембалетом, Ломбоцитом Бопом и Ржакой Карлисом в канареечной блузке и рыжем парике Ржуны Карлоффны, Андрей Андреевич взошел на борт звездолета, и закатив инвалидное кресло с беспрерывно болтающим и хихикающим Сестрой Мрачковски в единственную тесную каюту, направился в рубку управления.

Имперский комик не соврал. Едва Андрей Андреевич переступил порог рубки, как в его первой природной памяти тут же все и всплыло: какие кнопки жать, в какой последовательности, и главное — зачем.

Уверенно устроившись в кресле пилота, Андрей Андреевич запустил несложную, как оказалось, процедуру старта.

Глава двадцать третья. За рюмкой синьки

Голубая Луна и впрямь была голубой.

Из-за голубария — лунного минерала, широкие пласты которого выходили прямо на поверхность, отсвечивая тусклым голубым светом в лучах Раа — центральной звезды местной планетарной системы.