Чудаки с Улики. Зимние птицы

— Да оставь же, наконец, в покое дедушку! — заступалась за гостя Нина. — И чем плохо плавать на оморочке? Думаешь, ты без ума от вездехода, так и другим он снится?.. Приезжай к нам почаще, дедушка-полудник.

2

Второй раз подрулил Валдай к водомерному посту уже на дюралевой лодке с мотором-трещоткой. Заглушив трещотку, Валдай потряс головой, протер уши и сказал:

— Ехал быстро, однако слепой, глухой, одинаково в бутылке ехал.

Сняв с головы платок, он отмахивался, словно прогонял от себя назойливое тарахтенье мотора.

Валдай привел дюралевую лодку, чтобы увезти к себе в гости молодых супругов. Те поехали бы, но куда девать козу? Если испортится мотор да заночуешь на берегу, так вечером коза останется недоенной, вода — незамеренной. Валдай рассудил: козу тоже в лодку, а воду сколько ни мерь, все равно всю не перемеришь, течет река из века в век, неподвластная никаким меркам. Два года на посту не было водомерщиков, и ничего плохого не случилось с рекой, день-другой и подавно перетерпит, а вот больным очень даже полезно путешествовать и видеть новые места.

Гоша целиком одобрил слова старого егеря. Затащили козу в лодку, нарвали ей травы, умостились сами и оттолкнулись от берега. Гоша с радостью полез к мотору, льстил егерю:

— В дюральке ты, Валдай, больше на человека смахиваешь. Спасибо, что с мотором прикатил, теперь-то я отведу душу! — Откуда и силы взялись у него заводить трещотку… — В армии я водил танк, на гражданке — вездеход, — уверяет он Валдая, что знает механизмы. — Может, потому и болезнь во мне затянулась, что не слышу дизельного стука, не чихаю от солярки и выхлопного газа!.. — смеется Гоша и волнуется.

Мотор затрещал, и лодка понеслась вверх по течению Амгуни. Навстречу ей летели снегом последние лепестки боярышника. Легко дышится Нине тугим воздухом, интересны ей берега в пырейнике, в леспедеце, в зеленых вихрях калины и виноградника; белорозовые пионы охапками свисали с обрывистых берегов, дудник и Медуница высоко подняли шляпки в ажурной вязи.

Платок на Валдае развевается, глаза сощурились в черную ниточку, машет он длинной загорелой рукой — показывает Гоше, куда надо править, чтобы не выскочить на мель, не удариться о топляк, часто велит останавливаться. На остановках он снимает с головы платок — наголо подстриженные волосы отрастали седой редкой щетиной, — ополаскивает костлявые, обожженные солнцем руки, несколько пригоршней воды плещет на коричневое лицо и неторопливо вытирается платком.

У Валдая было редкое выражение лица, на него смотришь и верится: в любую минуту готов одарить всех людей тем, что у самого за душой есть. Валдай мало разговаривал, зато внимательно слушал Гошу с Ниной. Казалось, ему это приятно, как слушать любимую песню, и нет для него лучшей музыки, чем людские разговоры. Он умел отделиться, уйти с поля зрения и слуха молодых попутчиков, и в то же время видел, что их удивляло, заставляло спорить, — так он изучал характеры и вкусы новых друзей. Если те не могли вспомнить или просто не знали, как называется то или другое дерево, цветок, Валдай немногословно подсказывал им, будто его мудрости и рук дело — чистое небо, сопки лесные и речка быстрая, траву и кусты… А что не под силу было сотворить Валдаю в совершенстве, того уже не поправишь, не улучшишь никакими похвалами, потому и немногословно держался Валдай за спиной супругов.

Ехали долго, наконец повернули в заросшую черемухой и тальником узкую речку. В лесу на взгорке завиднелась потемневшая крыша избы, у самого берега на столбе щит: «Бобровый заказник», в тени ильмы перевернутая кверху дном знакомая оморочка.

Гоша заглушил мотор, лодка ткнулась в берег.

— «Бобровый заказник»… — вслух прочитал Гоша. — Что за бобры? Откуда они взялись у тебя?..

— Марфа и Боб заграничные. Прилетели из Канады на самолете, — объяснял Валдай. — Построили на Лавече плотину, хату, скоро маленькие будут у них.

Привязывая к воткнутому шесту лодку, он выжидательно глядел на бугор.

— Почему не встречает нас Володя?.. Гостит у меня художник, тоже лечится: душа, говорит, болит… Видно, ушел куда-то, а то бы встретил.

— У тебя уже есть больной, и нас еще привез к себе. — Как заглох мотор, у Гоши сразу испортилось настроение. — Давай устраивай лазарет, егерь.

По крутым ступенькам повел Валдай гостей к своему жилью.

Поднялись, а перед ними — огород: кукуруза, подсолнухи, картошка, разная мелочь — все на своей гряде, сочное, буйно растущее. После восхождения на крутизну у Нины сердце готово было выскочить из груди, но, увидев старательно ухоженный огород, она не смогла любоваться на него издали, заспешила к грядкам.

— Какой же ты егерь, дедушка Валдай! Я и в деревне не видела такого богатого огорода! Тут даже арбузы…

— А меня огородом не удивишь, — равнодушно заметил Гоша, надвинув козырек кепки на хрящеватый нос.