Чуден Днепр

Поспело мясо на огне, разложена снедь, откупорены бочки. Выпита первая чарка, за ней вторая, третья. Начало положено. Славное начало. Пришло время беседы. Мужской, неторопливой, степенной — настоящей казацкой беседы.

Тосты за победы, тосты за героев, тосты за упокой души павших товарищей. Витязи не пьют за всех одним гуртом. За каждого смельчака, за каждого погибшего, за каждый триумф наполняется чарка. Казаку положен персональный почет.

В разгар торжества, когда горилка уж изрядно разгорячила головы, но уши еще слышали, а языки двигались, подосланный конюх отозвал в сторону пожилого бойца Златоуса и что-то пошептал ему. Красное лицо рыцаря сделалось пунцовым. Вполне твердым шагом он подошел к веселой братии.

— Довольно пьянствовать, хлопцы! — гаркнул Златоус, — есть новость страшная!

— Говори скорей! — загомонили голоса.

— Известно вам, что дочка Ефрема, бесславно пропавшего, без мужа прижила дитя!

— Позор!

— Не в том новость, что позор, а в том, что евреем была обрюхачена!

— Совсем худо! — грозно заворчали казаки.

— Спросите, кто он, осквернитель?

— Кто, говори, не тяни!

— Иона! Убивец славного атамана Криворучко!

— Совсем, совсем плохо!

— Можно ли снести такое, казаки?

— Не можно! Никак не можно!

— Не слышу совета вашего!

— Смерть потаскунье гулящей! И матери ее — смерть! Обе ведьмы! — вскричал Милован.

— Верно! Седлайте, хлопцы, коней! Живо, пока головы горячи, мчим на хутор ефремов, сабли наголо! — скомандовал Златоус.

Казаки с ревом снесли ограду и ворота и уж совсем было приготовились зарубить перепуганных насмерть женщин, да мудрый Златоус остановил расправу: “Эй, дикари, пьяные! Стойте! Придет правому делу время! На потеху вам — час!” Он соскочил с коня, бросился к Евдокие, заломил ей руки за спину, потащил полуживую в хату. Милован, молодой и горячий, во дворе, у всех на виду, ястребом налетел на Иванку, повалил наземь. Похоть, как и злоба, в приступе своем не знает стыда.

Всем, кто хотел, досталось забавы. Натешившись, свершили то, за чем пришли. Тут просветлело в голове правдолюбивого Красуна. “Справедливы ли мы? Своих покарали, а корень зла в земле оставили!” — воскликнул.

И ринулись казаки в Божин, на еврейские улицы, и жителям их много могил выпало рыть. А дом Ионы сожгли, и все его обитатели сгорели заживо. Рут, отомстив, бесчувственно встретила злую судьбу — ту же, что и Иванкина судьба.

Мальчонка успел убежать с хутора, забрел в поле. Проезжий татарский конник заметил мальца, подхватил. “Пригодится!” — подумал.

Глава 13 Ветра круги

1

Ничто нельзя утвердить и закрепить бесповоротно, но, кажется, исчерпало себя казацкое восстание. Запорожцы наказали ляхов, вызволили простой люд из кабалы панской, отстояли православную веру от утеснений католиков, умерили еврейское кровопийство. Славный гетман Рудан Дворецкий, стратег казачий и вождь украинский, привел родину и воинство ее под эгиду русского православного царя. Народ шагнул из рабства в свободу, воссоединился с великим братом-единоверцем.

Война изрядно потрепала Украину. Села безлюдны, амбары сожжены, хаты порушены, мельницы изломаны, церкви разграблены. Дворецкий чересчур полагался на татарского союзника своего. Чужаки не столько казакам пособили, сколько народ пограбили да поубивали. И ляхи, бунтовщиков усмиряя, внесли свою важную лепту в разор земли украинской. С великой печалью смотрит Дворецкий на картину запустения. Этого ли хотел воевода? Что исправила война? Друг и соратник его, историограф восстания Микола Шилохвост, безжалостно сыплет соль на рану гетману.

— Эх, Рудан, ведь сказано в нашем писании, что кривое не сделается прямым! — восклицает Шилохвост.

— Так обретаем мудрость, Микола! — в тон отвечает Дворецкий.

— Разрушать — склонность врожденная и сильнейшая, — философствует Шилохвост.

— Разрушая, освобождаемся от невыносимого и верим в улучшение, — добавляет Дворецкий.

— Разрушением торим путь в историю, — оптимистически заявляет историограф, завершая тему.

Худшее зрелище являли польские города и еврейские местечки. Огонь — самое впечатляющее орудие уничтожения. Пепелища и развалины. Костелы и синагоги превращены были в стойла, осквернены, полны конского навоза. Жители, коих не перебили казаки и не угнали в неволю татары, прятались по лесам. Поля вытоптаны, голод, болезни, мор. Некому убрать трупы животных, некому предать земле умерших. Хищные звери и птицы рвут гниющее мясо, жиреют на пиру войны. Окончился золотой век польского еврейства.

2

Год-другой минули, и евреи вернулись в родной город Божин, что стоит на берегу чудного Днепра. Строят, возраждают, скорбят. В знак траура по погибшим и замученным, раввин Залман наложил запрет: богачам три года не надевать шелка и лакомых кушаний не касаться. Зато женщинам, побывавшим в плену, разрешено вновь выходить замуж.