Пока они шли по улице, донна Микаэла начала говорить со стариком и понемногу выспросила у него всю историю. Он нес изображение Христа с собой. Остановившись посреди улицы, он показал ей его и спросил, видела ли она когда-нибудь более жалкое и ничтожное изображение.
Донна Микаэла, потрясенная, смотрела несколько мгновений на изображение. Потом она улыбнулась и сказала: «Одолжите мне его на несколько дней, фра Феличе!»
— Вы можете его взять совсем, — сказал старик. — Я не хочу больше и видеть его!
Донна Микаэла унесла изображение домой и работала над ним два дня. Когда она отправила его к фра Феличе, оно сверкало в своем прежнем великолепии; оно было обернуто в чистые пелены, было заново выкрашено, а в короне сверкали яркие многоцветные камни.
«Отверженное» изображение было так прекрасно, что фра Феличе воздвиг его на пустой алтарь своей церкви.
Было раннее утро. Солнце еще не вставало, и полоса моря едва различалась. Было еще совсем-совсем рано. Кошки еще блуждали по крышам, ни одна труба не дымилась и туман еще лежал на дне долины вокруг Монте-Киаро.
В это время по направлению к городу бежал фра Феличе. Он бежал так быстро, что ему казалось, будто гора дрожит под ним. Он бежал так быстро, что роса с придорожной травы не успевала отряхнуться на его рясу и скорпионы не успевали жалить его.
Во время бега ряса на старике развевалась, а незавязанные веревки болтались у него за спиной. Широкие рукава разлетались как крылья, и тяжелый капюшон бил его по спине, словно подгоняя его.
Сторож у городской заставы еще дремал. Когда мимо него пронесся фра Феличе, он проснулся и начал протирать глаза, но все-таки не узнал францисканца. Мостовая была сырая и скользкая; нищие спали на каменных лестницах, небрежно развалясь и вытянув ноги на улицу, а запоздалые игроки в домино возвращались из кафэ домой, пошатываясь от сна. Но фра Феличе спешил вперед, минуя все препятствия.
Дома, порталы, площадь, арки в маленьких уличках — все быстро мелькало и оставалось позади фра Феличе. Он добежал до середины Корсо и, наконец, остановился.
Он остановился перед длинным домом со множеством величественных балконов. Он схватил дверной молоток и колотил им до тех пор, пока не разбудил сторожа. Но он не успокоился, пока не разбудил служанку, а та не разбудила синьору.
— Донна Микаэла, внизу стоит фра Феличе. Он уверяет что должен поговорить с вами.
Когда донна Микаэла вышла наконец к фра Феличе, он все еще не мог отдышаться; но глаза его сверкали, а на щеках выступила легкая краска.
Дело шло об изображении Христа! После того, как фра Феличе отзвонил, в четыре часа утра, он вошел в церковь полюбоваться изображением.
Тут он увидал, что два больших камня из свода выпали как раз над изображением. Они упали и разбили доску алтаря, но изображение стояло невредимо. И ни одного кусочка извести и штукатурки не попало на изображение; оно стояло блестящее и великоленное.
Фра Феличе схватил донну Микаэлу за руку и сказал, что она должна идти с ним в монастырь и поглядеть на это чудо.
Она должна первая увидеть это, потому что она любит изображение Христа,
И донна Микаэла последовала за ним при свете наступающего дня, и сердце ее билось от волнения и ожидания.
Когда донна Микаэла вошла в церковь и увидала, что фра Феличе сказал правду, она рассказала ему, что узнала изображение при одном взгляде на него и что она знает, как оно чудотворно.
— Это самый великий и милосердный чудотворец, — сказала она.
Фра Феличе подошел к изображению и поглядел ему в глаза. Изображения сильно разнятся друг от друга, но опытный старый монах сразу может узнать — чудотворно оно или нет. И вот фра Феличе увидал, что глаза у изображения были глубокие и сияющие, словно живые, а на губах играла загадочная улыбка.
Старый фра Феличе опустился на колени и простер к изображению сложенные молитвенно руки. И его старое, морщинистое лицо озарилось великою радостью.
Фра Феличе вдруг показалось, что стены его церкви украшены картинами и пурпуровыми коврами, алтарь ярко освещен, на хорах раздается пение, и вся церковь полна коленопреклоненной и молящейся толпой.
И теперь, когда его старая бедная церковь владела чудотворным изображением, к ней должно вернуться все ее прежнее великолепие.
IV . «Старая Мартирия».
За это время много писем было переслано из летнего дворца в Диаманте к Гаэтано Алагона, который сидел в тюрьме в Комо. Но у почтальона никогда не было писем, адресованных от Гаэтано в летний дворец.
Гаэтано вошел в свою темницу, как в могилу. И единственно, к чему он стремился и чего желал, это было могильное забвение и покой.
Он чувствовал себя умершим и не хотел слушать воплей и стонов живых людей. Он не давал обмануть себя надеждами или соблазнять нежными словами, он не хотел вспоминать ни родных, ни друзей. Он также не хотел ничего знать о том, что происходит в мире, потому что сам он не мог участвовать в жизни.