Чудеса Дивнозёрья

— Простите, — Тайка всеми силами пыталась сохранить серьёзный вид, но у неё не получалось. — Они просто не разобрались, кто вы и откуда. Кстати, как и я. Неужели вы и правда жар-птица?

— А что, не видно? — на неё уставился круглый глаз, в котором тоже блеснул язычок пламени.

— Ну, я никогда раньше не видела жар-птиц, — Тайка развела руками.

— Зато я видел, — оскалившись, зашипел Пушок. — И смею вас заверить — это она самая и есть. В суп эту цыпу, и дело с концом!

— Сам туда ныряй, кошачье отродье, — не осталась в долгу гостья.

— Ну зачем же сразу в суп? — поморщилась Тайка.

— Эй, да она же нам дом сейчас спалит! — Никифор, ахнув, схватил графин и выплеснул воду прямо на голову жар-птицы.

Взгляд цыпы из недовольного стал ненавидящим.

— Невежды! — она щёлкнула клювом. — Мне ещё и двух дюжин лет не стукнуло. До настоящего огня расти и расти.

Тем временем Пушок подкрался и попытался ухватить мокрую жар-птицу за хвост, но, получив клювом прямо в нос, заорал:

— Тая, смотри, она дерётся!

— Но ты же первый начал, — пожала плечами Тайка.

— Я тебя защищал! Кто знает, что у этой злодейки на уме.

Дикие коловерши дружно зашипели, поддерживая товарища. Жар-птица ответила угрожающим клёкотом, и Тайке пришлось постучать по столу и прикрикнуть:

— Так, а теперь все замолчали! Сперва всё выясним, а потом будем решать, что делать.

Коловерши вмиг притихли и плотненько скучковались на диване, словно в гнезде. Ночка юркнула под плед, а Пушок утащил туда же вазочку с пряниками. Никифор, смущённо кашлянув, вернул графин на стол, а цыпа, встряхнувшись, пробормотала:

— Вот, сразу бы так. А то ишь, припадочные!

После недолгих расспросов Тайке удалось выяснить, что их гость — не «цыпа». В смысле, не курочка, а вовсе даже петушок, и зовут его Ярк. И да, это именно он разодрал шпорами Дымку всю морду, когда отбивался от нападения коловершей.

По человеческим меркам Ярк был ещё подростком и, как это нередко бывает с подростками, сбежал из дома ещё летом, крепко поссорившись с родителями. Потом, одумавшись, хотел вернуться, но оказалось, что дупла закрыты.

— И как же ты зиму зимовал? — ахнула Тайка. — Тяжко, небось, пришлось?

— Да не особо, — Ярк отмахнулся куцым крылом. — Залез в курятник, делов-то! Меня там за своего приняли. Вот только голодно было. Эй, а что это у тебя там стоит на тарелочке и так вкусно пахнет?…

— Хочешь? — Тайка придвинула ненавистную редьку поближе к гостю, особо не надеясь, что тот захочет попробовать, но Ярк обрадовался и набросился на угощение так, будто и в самом деле всю зиму голодал.

Никифор неодобрительно крякнул, но Тайка сделала вид, что ничего не услышала. В этот момент Пушок высунулся из-под одеяла (вся его морда была в пряничных крошках):

— Конечно, он хочет. Или ты не слышала: жар-птицы от мёда волю теряют. Даже если горькую полынь им вымазать, и ту сожрут, не моргнув. У-у-у, проглоты!

— Кто бы говорил, — Тайка погрозила ему пальцем.

Она дождалась, пока гость доест всё до последней крошки, и виновато развела руками:

— Знаешь, Ярк, тебе вообще не нужно было зимовать в Дивнозёрье…

— Как так? — петушок недоверчиво прищурился.

— А так, что вязовые дупла ещё осенью снова открылись. Ты не додумался проверить?

— Да врёшь! — Ярк выглядел растерянным.

— Зачем бы мне? — Тайка надула губы. — Лети и сам проверь.

— Легко сказать: лети! Эти коты несносные мне все перья повыдергали!

— Тая, ты что, его вот просто так возьмёшь и отпустишь? Ребята его зря ловили, что ли? — Пушок от возмущения даже выронил из когтей последний пряник. Тот шмякнулся на пол, и Ярк тут же пригрёб его к себе и принялся клевать, несмотря на возмущённое шипение коловерши. — Эй! Ну что за наглость!

— Не жадничай, — осадила его Тайка. — Сколько ты пряников уже слопал за это утро?

— Не важно. Это же жар-птица! Вражина подлый!!! Они на моё гнездовье нападали, ещё когда я едва летать научился.

— Ну и когда это было? — Тайка взяла со стола салфетку и шумно высморкалась: ох уж эта простуда — из носа лило, как из ведра, — Сам же говорил, ещё при Кощее! А того Кощея уже в живых давно нет. И Ярк явно не застал те времена.

— Зато его родители…

— Даже если и так — дети за родителей не в ответе! — она перебила коловершу на полуслове, и тот, надувшись, умолк.

А Дымок, прежде никогда не соглашавшийся с Пушком, вдруг перелетел к Тайке поближе и зашептал на ухо:

— Ты эт, ведьма, не торопись. Знать те кое-что надобно. Слыхала небось: перо жар-птицы желания выполнять умеет. Отпустишь птичку — прохлопаешь выгоду. Ох, жалеть потом будешь.

— Так ты поэтому ему перья повыдергивал, что ли? — ахнула Тайка.

Дымок, ничуть не смутившись, кивнул:

— Ага! Ты не подумай, драка честная была!

— Как же, честная! — вскудахтнул Ярк, надувая грудь. — Вдвоём на одного!

— Да ладно, Ночка только мешок принесла!

— И приманку замешивала, — пискнула из-под одеяла чёрно-белая коловерша.

— Ну коне-е-ечно! А перья, можно подумать, не она дёргала, пока ты меня держал, — Ярк яростно клацнул когтями по дощатому полу.