Чудеса и диковины

– Господа, – мой хриплый голос был почти неслышен, – вы из Академии? – Все еще не придя в себя после удара, я решил, что от меня снова требуется демонстрация моих возможностей; но академики прошли мимо и обступили столы, где были выставлены мои подделки и герцогская коллекция гравюр. С привычной ловкостью они принялись рыться в своих каталогах и крутить усы, разглядывая экспонаты, как голодные цапли – лягушек. Я уцепился за пальцы своего надзирателя.

– Отстань.

– Ну пожалуйста, что мне делать?

– Откуда я знаю – это твой мусор, вот сам и думай.

Я, конечно, все понял. Эти люди – они были не из Академии. Они не были творцами искусства, они на нем зарабатывали – не художники, а агенты. Без сомнения, предполагалось, что я помогу герцогине идентифицировать картины или прояснить их происхождение. Я заметил, как она взмахом веера велела тюремщику отвести меня в сторону. Видимо, я оказался бесполезен и зазря сидел в тюрьме.

Агенты рассматривали мои подделки. Я видел, как они переглядывались, ища подтверждения своим подозрениям. Читатель, в своем желании угодить я срезал слишком много углов. Меня не особенно беспокоила судьба моих имитаций, пока был жив заказчик. Но мне даже в голову не приходило, что герцогиня в своем неведении попытается их продать.

– Смотрите, – сказал один из скупщиков, переворачивая «Рождество Христово» Дюрера. – Нет меток гильдий или братства краснодеревщиков.

– А червоточины! – подхватил второй.

– Высверлены.

– Или наколоты шилом.

Агенты пыхтели и сдерживали нарастающее недовольство.

– Нет штампов мастерских!

– А посмотрите на эти вымученные штрихи. Герцогиня потребовала объяснить, о чем они тут толкуют.

– Вот, – откликнулся агент из Рима, бросая на меня быстрый пренебрежительный взгляд, – этот образчик Ганса Бургкмайра, «Любовники в страхе перед Смертью».

– Вам нравится?

– Нравится, мадам? Это подделка. Герцогиня моргнула. Ее рот открылся.

– Имитатор, миледи, купил гравюру и просто раскрасил ее. Потом он наклеил ее на доску.

Ох! Судорога скрутила мне руку – совокупная боль двадцатилетнего труда. Может быть, мое сердце сейчас разорвется? Неужели Господь вдруг решил проявить милосердие?

– Этот набросок сделан карандашом. Даже гений Леонардо не мог настолько опередить свое время.

– Гм… – сказал другой, поглаживая бороду. – И сделан чересчур усердно.

– Как это?

– Видите ли, миледи, рисунку недостает свежести и естественности. Только имитатор может быть столь скрупулезным и скованным в своих движениях.

Я смотрел из своего позорного угла, как агенты подбавляли жару к моему унижению. Поскольку герцогиня, вполне очевидно, была непричастна к изготовлению фальшивок, они с радостью громили ее иллюзии. Они были похожи на детей, которые хотят одновременно и впечатлить, и помучить свою няню. Я чувствовал, как трещат кости моей сломленной гордости. Боль в руке продолжала неистовствовать – не утихая, но и не лишая меня сознания.

Впрочем, нельзя сказать, что все закончилось разоблачением и позором. Элизабета, желая пополнить казну, приказала слугам собрать все остатки мужниной коллекции, даже выброшенные черновики. Таким образом, мои растушеванные зародыши и трехголовые монстры предстали взгляду приезжих скупщиков в надежде, что один или два ценных наброска все-таки смогут избегнуть незаслуженного бесчестия. Здесь были все мои произведения, даже одна приснопамятная картина, которая так не понравилась герцогу и легла, как в могилу, в сундук под лестницей в южной башне. Агенты увидели «Библиотекаря», мою имитацию Арчимбольдо, в которой герцогиня, если бы она соизволила присмотреться, увидела бы аллегорию на своего убиенного мужа.

Агенты созерцали картину, я – агентов. Они шептались и прикусывали кончики пальцев. Толстый баварец выразил общее мнение.

– Эта, кажется, подлинник. Джозефо Арчимбольдус, фантазии которого некогда считались забавными.

Услышав про это единственное подтверждение моего таланта, герцогиня воспряла духом.

– Муж вам показывал эту картину, миледи?

– Нет. То есть да. Думаю, да.

– Не припомните, он говорил, где он ее приобрел?

Элизабета вполне недвусмысленно посмотрела на меня, ожидая подсказки. (А как я покажу ей жестами, что в Милане?)

– Он только сказал, что это Арчимбольдус.

Агенты столпились и принялись совещаться. Герцогиня украдкой подошла к ним поближе.

– Если полотно подлинное, – спросила она, – может быть, кто-нибудь его купит?

– Благородная госпожа, оно исполнено не без изящества.

– Не без…

– В нем есть некая меланхолия. Но кто в наше время интересуется такими каприче? Кто сейчас помнит Арчимбольдо?

Таким образом, эта подделка, по ошибке принятая за оригинал, была продана за сущие гроши, к сожалению скаредной герцогини. Мои же надежды рухнули в одночасье.