Чудеса и трагедии чёрного ящика

В наше время зачинателем лечения больного мозга музыкой был Бехтерев. Очень много наблюдений накопили американские и чешские психиатры. Музыка успокаивает возбужденных больных и поднимает тонус угнетенной психики; при этом интересно, что больным в депрессии и меланхолии помогает не бравурная, а скорбная музыка, а маниакальное возбуждение порой стихает от военных маршей. Впрочем, нетрудно отыскать психиатров с прямо противоположными наблюдениями: веселая музыка взбадривала больных, грустная – сбивала нервный подъем. У людей со здоровой психикой реакция более единообразна: быстрый и жизнерадостный ритм повышает давление и стремительно возбуждает мозг; медленная и меланхолическая – погружает в оцепенение (у неподготовленных слушателей часто переходящее в сон). Именно поэтому марши и африканские тамтамы стали музыкой войн и парадов. Известно признание Наполеона: свое поражение он объяснял морозами и русской военной музыкой.

В деталях механизм воздействия музыки станет известен лишь через годы исследований. А пока успешно работает необъяснимый феномен: искусный подбор произведений восстанавливает душевное равновесие. И как! Мне рассказывал один молодой московский психиатр, по счастью, сам способный музыкант. Он лечил музыкой человека, находящегося в глубокой душевной депрессии, почти на грани самоубийства. Врач-музыкант превращался во время сеансов в чуткий прибор, живую передаточную систему между роялем и мозгом пациента. Врач импровизировал, неотрывно следя за малейшими жестами больного, за выражением его лица и мимикой. Глаза врача работали, как тончайший прибор обратной связи, сообщающий его мозгу об удачах и промахах музыкального воздействия, и мозг вырабатывал команды по изменению ритма, мелодии и тональности игры. Все существо врача вкладывалось в это лечение, и после сеансов он ощущал чисто физическую усталость. Эксперимент принес исцеляющий успех, а понимание причины – еще далеко впереди.

Так действует на психику музыка. А цвет? Влияние красок было замечено почти столь же давно, как власть звуков, и оставалось (как и сейчас, впрочем) столь же необъяснимым. Средневековье узаконило древние наблюдения в геральдических знаках: красный и багровый оттенки герба означали отвагу и мужество, лазурь – доброту и величие, пурпур – могущество и силу. Красным цветом средневековые врачи пытались лечить корь и оспу, скарлатину и кожные болезни. Красный одновременно считался цветом страсти. Интересно, что внутренние стороны бортов старинных кораблей подряд покрывались красной краской – считалось, что цвет этот пробуждает боевую ярость и удесятеряет силы. Цифра оказалась значительно преувеличенной, но как удивлены были исследователи, нашего века, обнаружив, что в оранжевом и красном освещении сила сжатия руки действительно возрастала! Но раньше физиков, физиологов и психиатров исчерпывающие наблюдения над цветом сделал поэт. (Сплошь и рядом поэты совершают чисто научные открытия, которые лишь потом ученые формулируют на профессиональном уровне, воздавая должное легкомысленным, но странно прозорливым певцам. Это не случайно и объяснимо. Настоящий поэт – всегда мыслитель, и те общие картины и закономерности мира, которые он чувствует, замечает и описывает, естественно включают в себя открытия, до которых специалисты доходят основательней, но поздней.)

Над теорией цвета Гёте размышлял около двадцати лет. «Цвета действуют на душу, – писал он, – они могут вызывать чувства, пробуждать эмоции и мысли, которые нас успокаивают или волнуют; они печалят или радуют». Ощущения легкости и тяжести, тепла и холода, печали и веселья, простора и сжатости вполне справедливо приписывал Гёте воздействиям цвета. Но еще до того, как умозрительные рассуждения Гёте сменились клиническими исследованиями, накопилось множество убедительных фактов о влиянии цвета на психику. Один из самых ярких – история большого лондонского моста Блэкфрай, который долгое время был выкрашен в черный цвет и славился огромным количеством самоубийц, был любимым местом решившихся покончить счеты с жизнью. Логично рассудив, что сам мрачный вид этого моста (а не только его дурная слава) могли являться для колеблющихся последним толчком, его перекрасили в зеленый. И число самоубийц немедленно сократилось на треть!

В конце прошлого века психиатры вплотную приступили к экспериментам. Ход их мыслей превосходно виден по рабочим заметкам врача: «В этом фиолетовом свете есть что-то меланхолическое, депрессивное, действующее на душу; поэтому-то поэты и одевали печаль в фиолетовые одежды. Может быть, фиолетовый свет уменьшит нервное возбуждение несчастного буйного?»