«Когда я в триста семнадцатом году[155]
плыл из Калы в Оман, мне довелось пережить столько чудесного, сколько до меня не переживал ни один капитан. По дороге из Калы мне встретилось семьдесят разбойничьих судов; я бился с ними три дня сряду, сжег большое число кораблей, перебил многих разбойников, а сам спасся. Через сорок один день после отъезда из Калы я причалил к арабскому берегу, то есть к Шихр аль-Любану[156]. В качестве десятинной пошлины, наложенной на мои товары, оманский правитель взял себе шестьсот тысяч динаров. Из этой же пошлины и из других денег он сделал нашим людям щедрый подарок ценой, пожалуй, в сто тысяч динаров. И все это, не считая тех товаров, которые удалось скрыть так, что их не обнаружили и не взыскали за них пошлину. Эти три происшествия случились со мной в один переезд; никому еще не доводилось переживать по пути из Калы таких приключений, ни в одно путешествие, ни в несколько».Рассказал мне оманский врач аль-Белуджи.
«Однажды я был в ат-Тизе[157]
, куда мое судно попало случайно. Мы причалили к берегу, разгрузили корабль и стали ждать попутного ветра. Однажды к нам явилась женщина высокого роста, с красивым лицом и прекрасным сложением; ее сопровождал старик, белоголовый и седобородый, слабый и худой. “Жалуюсь вам на этого старика, — обратилась к нам женщина, — он предъявляет ко мне чрезмерные требования, которые я не могу удовлетворить”. Мы стали просить за нее и наконец уговорили старика, что хватит с него двух раз днем и двух раз ночью. Но через несколько дней женщина возвратилась к нам с той же жалобой. “Послушай, человек, — сказали мы старику, — дело твое удивляет нас...[158] [Расскажи нам] свою историю”.“В таком-то году, — ответил старик, — я уехал на корабле, принадлежавшем такому-то. Судно потерпело крушение, но я спасся на рее с некоторыми из моих спутников. Мы попали на какой-то остров и оставались там несколько дней без еды, так что чуть не умерли с голоду. Однажды волны выбросили на берег дохлую рыбу. Мои товарищи отказались есть ее, так как боялись, что она чем-нибудь отравлена, но я испытывал такие страдания, что не побоялся этого. “Если я умру, то найду покой, — говорил я себе, — а если останусь в живых, то лишний раз наемся”. Поэтому я поднял рыбу, несмотря на уговоры моих товарищей, и стал пожирать ее сырой. Но едва лишь мясо попало мне в желудок, точно огонь зажегся у меня в спине и разлился горящим столбом по всему хребту. Пламя распространилось по моему телу и с тех пор не дает мне покоя. В таком состоянии я нахожусь по сей день”. А с того времени, как старик съел эту рыбу, прошло уже много лет».
Мы упоминали...[159]
.Выше мы привели рассказ про Исмаилуйю ибн Ибрагима ибн Мирдаса. Мне говорили, что в триста семнадцатом году[160]
он действительно приехал из Калы в Оман, но путешествие это продолжалось сорок восемь дней. В этом же году из Серендиба приехал некто Каван; это на его корабль, а не на корабль Исмаилуйи была наложена пошлина в шестьсот тысяч динаров.Со слов этого Кавана мне передавали следующий рассказ:
«Когда я был в Ханфу, багбур, царь Китая, привел меня однажды в сад, простиравшийся на двадцать джарибов[161]
. Там росли нарциссы, левкои, анемоны, розы и всякие другие цветы, и я удивлялся, видя, что и зимние и летние цветы цветут одновременно в одном и том же саду. “Как тебе это нравится?” — спросил меня царь. — “Все, что я видел до сих пор чудесного и прекрасного, не может с этим сравниться”, — ответил я. — “Все, что ты видишь, — сказал царь, — все деревья и цветы сделаны из шелка”. При этих словах я присмотрелся и, действительно, увидел, что и листья и цветы сплетены, сшиты, связаны из китайского шелка. Но глядя на них, никто бы не усомнился, что это настоящие деревья и живые цветы».В Андамане Великом[162]
есть большой золотой храм. В нем находится гробница, которую особенно почитают туземцы, они и этот золотой храм возвели из благоговения к ней. Жители обоих островов ездят на поклонение к этой гробнице. Они называют ее могилой Сулеймана, сына Давида, — мир им обоим! Сулейман будто просил всемогущего и великого бога поместить его могилу в такое место, где люди нашего времени не могли бы ее найти. Аллах всевышний избрал для этого Андаман и поместил туда могилу Сулеймана. Никто из побывавших на том острове не возвращался к нам назад. Я слышал от одного путешественника, ездившего в Страны Золота, будто в Сенфине он видел человека, который когда-то попал в Андаман с другими моряками. Всех его товарищей островитяне съели; спасся только он один, и от него-то и дошел до нас этот рассказ.Моряки неоднократно рассказывали мне о жемчужине, которую прозвали «Сиротою» за то, что она в целом мире не имеет себе подобной. Самый сведущий из рассказчиков передавал мне следующее: