Чудеса как признак жизни

Крестный точно молился: девушка как расхохоталась! Стою, цвета меняю от стыда, а она хохочет. Махнула рукой: «Доброе утро! Заходи давай. Устал, поди, с дороги». Зашел, конечно, заизвинялся. Та простила великодушно, кофе с печеньками на террасу поставила. Правда, посмеивалась время от времени, когда я ей про свои странствия рассказывал (от акцента я так и не избавился).

Расстались по-доброму. Она мне на память бутылку местного вина подарила. Мы ее с крестным потом выпили. Еще раз посмеялись над последствиями вавилонской истории, обеспечившей работой армию переводчиков. Которых я теперь ни в коем случае не осуждаю. «Начни хотя бы с них. Лошадь ты, лошадь! – говорит крестный. – Шевалье – два уха».

Остров коровищ

Нет, по-моему, других двух народов в Европе, которые испытывают друг к другу столь интересные чувства, как русские и немцы. У нас – то драка от Кремля до Рейхстага, то дружба: Европу вместе делим или фамилии царские основываем. Вроде бы несовместимы известное наше «авось» и не менее известное их «яволь». А ведь, тем не менее, кто из европейских народов знает недостатки и положительные качества друг друга лучше этих двух?

Для французов Европа кончается за Рейном. Дальше, убеждены они, начинаются земли варваров, пьющих пиво и гогочущих в самый неуместный момент. Ясновельможные поляки опять-таки убеждены: за Бугом проживают неудачные потомки просвещенных славян. И ведь иногда за эту свою убежденность ой как им доставалось: то немцы ходят по Парижу, то русские по Варшаве… То наоборот. Для китайцев, наверное, проблемы взаимоотношений европейцев вообще непонятны: мы для них все на одну широкоглазую физиономию.

Исполненный такими противоречивыми мыслями, я навестил однажды весной своих знакомых в городе-герое Ганновере. Имея богатый опыт общения с немцами и с горечью убеждаясь, что многие из них решительно ничего ни о России, ни о русских не знают, кроме того что им показывают тамошние массмедиа, разговор с незнакомыми, которых мне представляли друзья, я обычно начинал так: «Да, я русский, живу в России, нет, в Москве (город такой) по Кремлю медведи не ходят, пользоваться шариковой ручкой, велосипедом и компьютером умею». Помогает!

Дальше разговор проходил в более располагающей к дружественным контактам атмосфере. Вечерами дело доходило даже до юмора: анекдоты травили. Сидишь перед тремя немцами, рассказываешь в третий уже раз про Вовочку и давишься от хохота. Те тупо молчат: «Когда смеяться?» – «Ладно, проехали, вы свой расскажите». Те аж икают от смеха – такой вот смешной анекдот про Фрицхен, а сам думаешь, что даже Петросян веселее. Пришли к выводу: русский юмор немцам не понять, потому что он бывает слишком мрачным, немецкий юмор нашим лучше не слышать – совсем тяжелый. Ну хоть друг над другом посмеялись. И до сих пор смеемся.

Дошло до того, что попросил один товарищ помочь ему дрова достать. «Есть, – говорит, – у меня домик охотничий в лесу. Надо пару деревьев свалить, дрова напилить. Помоги, а?» О чем разговор, думаю, поехали. Домик и впрямь в лесу. В буковом. Буковый лес по-немецки – «бухенвальд». Во, думаю, попал: что ни слово, то задумаешься. Так или иначе, работал я на немецком лесоповале.

Домик охотничий сильно смахивал на «хрущевку» после ядерной войны – ни тебе раковины, ни туалета. Только буковый лес и спасал… Зато с едой проблем никаких не было: чуть пробрал голод, берешь ружье и идешь на охоту. Кабанов там видимо-невидимо, косуль тоже. По вечерам пиры устраивали. Вот только сама охота в Германии ни в какое сравнение с нашей, русской, по-моему, не идет.

У нас по лесу походить надо, поискать – иногда долго, – пока услышишь, где глухарь токует, или тем более лося увидеть! Немецкий охотник проходит или, что чаще, проезжает пару километров до своего лабаза, поднимается, открывает дверь и окна, достает сигареты и ждет. В трех километрах шумит автобан, чуть дальше виден огромный супермаркет. Из леса выходит к кромке поля косуля. Прошла еще пять метров – всё, ужин обеспечен. Вот и вся тебе зажигательная охота.

Товарищ мой – таксидермист по профессии, чучела делает. Многие охотники просят его сохранить их трофей для следующих поколений. Всего кабана или косулю брать дорого, да и не очень удобно, заказывают у него поэтому головы добытых животных – красиво смотрятся дома на стенах. Так этот товарищ опять попросил меня ему помочь. Выкатил из дома огромный котел, развел огонь и говорит: «Слушай, тут черепа надо бы проварить, на чучела пойдут. Ты последи, будь другом!» – «Ну, парень! Мало того, что в бухенвальде, так еще и черепа варить?! Ладно, давай». Так вот и варил: утром вставал и, вздыхая и кряхтя, танцевал вокруг этого огромного котла. Зрелище, уверяю, не для детского сада: хуже Бабы-яги или фрау Холле.

Немцы в округе, понятное дело, пронюхали, что у них в лесу поселился русский и черепа варит. Смотреть на меня стадами ходили – якобы мимо шли. Иногда в дом заходили – поговорить им хотелось, – пиво с собой приносили.