Чудеса на магической неделе

Один злыдень, зелёный, стоял напротив другого, оранжевого, и буравил его ненавидящим взглядом огромных миндалевидных глаз. Прошла минута, злыдни поменяли цвет. Тот, что был зелёным, постепенно стал розовым, а оранжевый превратился в фиолетового. Атмосфера накалялась, зрители свистели и улюлюкали. Злыдни пожелтели, потом посинели, их глаза чуть не вылезали из орбит. Ещё минута, другая… и почти разом прозвучали два хлопка – злыдни просто лопнули от натуги, взорвались – их ошмётки разлетелись во все стороны. На зрителей возле ринга жалко было смотреть – с головы до ног перемазанные ярко-зелёной едкой слизью, они с отвращением вытирались платками, листьями и салфетками. Даже Аля заметила на шёрстке несколько противных брызг. Фефёлы пронзительно завизжали.

– Существа, не надо паники, бывшие злыдни совершенно безвредны, – сообщил Старый Пень и почему-то захохотал.

Аля понюхала зелёную жижу на своём плече и криво улыбнулась:

– Бывшие злыдни. Ну-ну. С меня хватит. Праздник не задался с самого начала. – С этими словами бяка покинула Большую Поляну. Про Мишеля она даже и не вспомнила. Последнее, что осталось в её памяти, – ярко-зелёные усы Вилли, испачканные останками злыдней.

Хрустнула ветка, в свете луны за деревом мелькнула чья-то рыжая шкура. «Неужели опять Васька?»

– Стой! – завопила Аля и бросилась вдогонку.

Глава 7. Хрюндя

Утро встретило Алю хмуро. С трудом разлепив глаза, бяка услышала, как за хрупкими стенами из веток стучат капли дождя. Пасмурный день не предвещал ничего хорошего, но, по крайней мере, Аля находилась у себя дома, в родном шалаше, и это было просто замечательно.

Бяка лежала в утренней туманной полутьме на своём любимом соломенном матрасе. Вокруг неё громоздились три кучки. Справа были грибы, слева – ягоды, а прямо – кучка для мусора, в которую можно было попасть или не попасть, и то и другое очень весело. Бяку вполне устраивала такая скромная обстановка: удобно, всё под рукой – и еда, и сны, и мысли. А приключения? Ёх-хо! Приключения – снаружи. Бяки не любят приключений в своих шалашах. Дома им нужен только покой.

Аля пыталась привести мысли в порядок. Воспоминания о вчерашнем дне сильно огорчали.

Василису ночью в лесу она так и не догнала, только зря пробегала в темноте, заработала кучу ссадин и синяков. Теперь всё тело болело, как будто её побили. Но могло быть и хуже. «Самое досадное, – решила Аля, – это история с Вилли. Он ведь целый год копил деньги на бякобук, а теперь не сможет его купить. Прощай, хрустальная мечта! И всё из-за неё. Ужин на празднике Солнцестояния стоит безумно дорого, и, скорее всего, он потратил все свои сбережения на еду для фефёл. Тереза и Тамара собирались веселиться до самого утра… А если бы Вилли её не выручил, страшно подумать, что бы сейчас с ней стало… Фефёлы рассказали бы Верховной, что она вышла ночью из пещеры – при мысли об этом бяку бросило в дрожь.

«Интересно, что задумала Верховная? Зачем ей понадобился ключ от Тридесятого Царства и причём тут Леший? А эта странная мышь… куда, кстати, она подевалась вчера?»

Аля не могла решить, рассказывать ли Вилли о вчерашних злоключениях. «Может, не стоит его пугать? – подумала бяка. – Начнет ещё волноваться за меня, ухать как ненормальный. А если я никому ничего не скажу, может быть, получится так, что прошлого вечера как будто бы и не было совсем? Как с плохим сном – расскажешь его – и сбудется, а не расскажешь – ничего и не произойдёт…»

Чего бы только не отдала бяка, чтобы вернуться во вчерашний день. В тот самый день, когда солнце палило немилосердно, а воздух был таким горячим, что мухи, казалось, сварятся в нём, как в супе… Аля зажмурилась и представила себя на поляне. Вот она танцует бяк-бяк, а потом… Нет, Ваську она в лесу не встречала. Она пошла к Вилли, и они все вместе: Аля, Вилли и Василиса отправились на праздник. Аля с Васькой всю ночь плясали на радость лесному народу, а Вилли в смокинге смотрел на них с улыбкой и утирал слёзы умиления.

«Да, вот так всё и было, – решила Аля, хотя внутренний голос твердил ей, что на самом деле всё было совсем не так. – Ладно, хватит переживать. Займусь-ка лучше делом: посплю ещё часок», – бяка укуталась по самый нос в тёплое ватное одеяло, только пятка выглядывала наружу для охлаждения. Но заснуть ей так и не удалось – послышался треск, хлюпанье, сопенье, и сквозь прутья шалаша просунулись длинные усы Вилли. Аля залезла под одеяло с головой: именно Вилли ей сейчас хотелось видеть меньше всего.

Бяка никогда не видела гнева ухаря, но ожидала его с минуты на минуту. И повод, вроде бы, был сейчас вполне подходящим: он ведь просил её не ходить за змейкой, а она не послушалась и опять, уже в тысячный раз, попала в переделку.

– Вилли, не надо так нервничать, – закричала Аля из-под одеяла.

– Ух, а я и не нервничаю, – раздался ровный голос Вилли.

Вилли молча раздвинул ветки и вошёл внутрь.

– И не смей обзываться! – не унималась Аля.

Вилли присел в изножье матраса, случайно прищемив ей лапу. Бяка, наконец, набралась смелости и выглянула из-под одеяла.